Из Иркутского солеваренного завода. 18 августа 1875 г.

Усолье с его окрестностями, населенное большей частью ссыльнокаторжными, издавна приобрело себе репутацию такой местности, мимо которой проезжать опасно; путников часто верст за 200-300 от Усолья, предупреждают, что между Мальтой и Тельминской фабрикой надобно быть настороже, держать, что называется «ухо востро». Вероятна такая репутация приобретена Усольем, благодаря некогда частым кровавым историям на большой дороге, отстоящей от завода на пол версты. Однако же, что было, то прошло, и давно уже усольские обитатели не были замешаны в каких-нибудь приключениях на большой дороге, хотя бы даже в срезывании мест из обозов. Зато в последнее время внутри самого Усолья необыкновенно часто стали повторяться случаи убийств и вообще кровопролитий. Около половины прошлого месяца нанесли одному рабочему на покосе две смертельные раны в живот, из которых одна проникала насквозь печени, а через другую вышли наружу петли тонких кишок; около половины текущего месяца двое рабочих подрались между собой в пьяном виде, и один из них пал замертво от удара против сердца; за день перед последним событием, на Спасском острове был поднят труп старика, умершего как оказалось по вскрытии, от отека легких вследствие порока сердца; в ночь с 16 августа на 17 чуть не зарезали одного малолетка; 17-го августа поранили в плечо одну девицу из рабочих; сегодня привезли в больницу труп женщины, найденный в лесу за кирпичными сараями. Первый, убитый на покосе, погиб от ножа, как слышно, любовника его жены. Но особенно любопытна история последней женщины. Дело в том, что она состояла в любовной связи с одним рабочим, назовем его А; только поступает на завод другой рабочий В., с которым несчастная также коротко сошлась еще в время многотрудного их шествия по тракту. В. без труда одержал победу над А., за что получил от последнего две раны, рассекшие ему покровы головы до костей. Как шло у них дело далее не известно; только дней девять тому назад несчастная исчезла из Усолья, что бы явиться уже на секционный стол. Замечательно, что подобного рода дела у нас творятся в божии дни; лишь только сойдутся к ряду два-три праздника, непременно ожидай, если не убийства, то чего-нибудь необычайного: то обезобразят голову хотя бы и поверхностными ранами, то нос откусят, то на руке вырвут лоскут кожи с надлежащими тканями и т.п. По видимому, эта связь кровавых историй с праздничными днями здесь далеко не случайная: в такие дни у нас официально открываются кабаки, не прерывающие, правда, своей деятельности и в будние дни. Не подлежит сомнению, что под влиянием того возбуждения, которое сопровождает опьянение, страстная сторона человека начинает разыгрываться и берет верх над и без того слабой рассудительностью нашей братии; а мы уже видели от части, что в числе мотивов к кровопролитию и здесь не последнюю роль играет любовь, из-за которой, как известно, и цивилизованные люди не брезгуют проливать друг другу кровь. Какие же меры могут быть приняты для прекращения намеченных выше безобразий? Разумеется, прежде всего, как это очевидно для всякого сколь-нибудь рассуждающего человека, необходимо поднять уровень образования между рабочими. Для взрослых здесь существеут одна школа – это церковь; у нас действительно и евреи имеют свою молельню, и поляки – костел, и православные храм. Нельзя сомневаться, что религия удовлетворяет нравственной потребности, и в состоянии удержать человека от преступлений; но для этого желательно, чтобы проповеди, произнесенные теперь на недоступном и цивилизованным людям церковно-славянском языке и притом на ветхозаветные темы, были заменены более соответствующими народным понятиям и потребностям. Только тогда они будут способны насадить и укрепить семена нравственности.

Что же касается детей, то для них здесь имеются две школы – мужская и женская; в первой учащихся около 40, а в последней свыше 20. Про мужское училище можно сказать, что оно достаточно обеспечено. Не то с женским училищем. Помещение-то для него есть, именно общее для обоих училищ, предоставляющее то неудобство, легко, прочем устранимое, что при нем находится одно отхожее место для обоих полов. Но учительнице отпускается жалование всего 15 рублей в месяц. Допустим даже, что за такую по истине ничтожную плату нашлась бы какая-нибудь труженица – работать на пользу просвещения. Но ведь училище нуждается, кроме обеспечения преподавателей, и в учебных пособиях, в приобретении которых собственно для женского училища равно ни чего не ассигнуется. Где же их взять? С самих рабочих взять не чего, большинство здешнего купечества, как всюду, предпочитают набивать свои карманы и остается глухо к интересам просвещения. Зато чиновный люд откликнулся на нужды училища: в апреле текущего года согласился уделять малую толику из получаемого жалования, чтобы во 1-х учительнице приходилось месячное содержание в 25 рублей и чтобы АО 2-х учебные пособия для женской школы были постепенно приобретаемы. Однако же не надолго хватило усердия у наших ревнителей просвещения: уже по прошествии месяца со времени возникновения идеи покровительства просвещения некоторые из них на отрез отказались вносить выбранному лицу что либо на женское училище. Таким образом нашему женскому училищу грозит опасность закрыться, и вместе с тем, стало быть, проектированное нами средство для водворения более гуманных понятий о началах общественности между здешними рабочими и их потомством не может, по крайней мере на половину, осуществиться. Как же предупредить падение нашего училища? Вопрос этот, кажется, имеет слишком очевидное серьезное значение, чтобы нуждался еще в каких либо разъяснениях. На акцизное ведомство, в ведении которого состоит завод, в виду перехода последнего в частные руки, едва ли можно рассчитывать; на Иркутское общество вспомоществования учащимся тоже не знаю, можно ли полагать какие либо надежды. И так, как же быть?

Указавши на школу, как на такой элемент, от которого всего более можно ожидать существенной пользы в деле улучшения нравственности заводских рабочих, я полагаю однако, мыслимы еще другие способы, по крайней мере для сдерживания в определенных границах диких наклонностей большинства здешних обывателей. Я разумею – репрессивные меры. Необходимость их вытекает из следующих соображений: Усолье, как сказано, населено и населяется ссыльнокаторжными, т.е. людьми, по тем или другим причинам не признающими общепринятых условий общежития. Кажется, за такими людьми всюду строго наблюдают, даже содержат специально для них солдат. Усолье в этом отношении представляет положительное исключение. Здесь состоящие на работах и бесконечно – малым казенным содержанием побуждаемые, так сказать, фатально к разного рода преступлениям, находятся разве только под фиктивным надзором, а относительно вновь поступающих издавна укоренилось обыкновение – не преследовать их, если им угодно будет бежать. И неоднократно случалось, что из 80 человек вновь причисленных к заводу, дня через 2-3 оставался едва один десяток. Спрашивается: за чем же во 1-х тратились деньги на транспортирование преступников в далекую Сибирь? И во 2-х, в силу чего природное население Усолья и его окрестностей должно платить тяжелые налоги, часто даже жертвовать свою жизнь в пользу ссыльнокаторжных? И в 3-х наконец, кто виноват в новых преступлениях, совершаемых последними?

Опубликовано 7 сентября 1875 года.