Один из первых

Почти 400 лет назад, в 1620 году была организована одна из экспедиций, по ещё не освоенным Сибирским землям. Первые сведения об этом путешествии были собранны через 100 лет после его окончания. Но те сведения, которые можно найти сейчас, несколько противоречат друг другу. Попробуем разобраться, будем использовать следующие источники:

За основу возьмем первый источник. И так что нам повествует Магидович -

«Среди «гулящих людей» в Мангазее около 1619 г. выделился Пенда, владевший неведомо откуда добытыми средствами (имя и отчество его неизвестно, а «Пенда», конечно, не фамилия, а прозвище). Прибыл он из Енисейского острога, только что поставленного.»

Прежде всего, обратимся к его имени, которое раскрывается в источнике [6].

«Недавно нам посчастливилось найти в ЦГАДА следующую кабальную запись: «Се яз, Пантелей Демидов Пянда, промышлен человек занял есми в Ленском остроге у енисейсково казака у Кирила Терентьева Ванюкова десять рублев денег московских ходячих прямых без приписи июля в 10 день до сроку до Петрова заговениа 151 года без росту. По сроце рост ис пяти шесть почну платить. За приставом все убытки кабальные на мне заимщике. Где ся кабала выляжет тут по ней суд и правеж, хто станет тот по ней истец. На то послух торговой человек Матфей Онтипин казанец. Кабалу писал Енисейсково острогу десятник казачей Вахромейко Максимов. Лета 7151 года» »

Получаем, что Пенда – он же Пантелей Демидович Пянда.

Так же там указывается:

«Согласно легендам, Пянда был «гулящим человеком». Но любой «гулящий человек», как только с разрешения местных властей уходил на промысел, механически становился «промышленным человеком»»

Далее обратим внимание на «…владевший неведомо откуда добытыми средствами…»

Этот вопрос раскрывается в источнике [5]:

«Помор с р. Пянды. На коче морем в 1618 достиг Мангазеи.

В 1619 побывал в Норильских горах, где, по-видимому, добыл некоторое количество серебра и получил возможность организовать поход на «дальнюю реку Елюэна» (Лену) для закупки пушнины.»

Продолжим по Магидовичу [1]…

«Пенда собрал вокруг себя небольшую группу гулящих людей и перешел с ней «на промыслы», то есть для скупки пушнины, из Мангазеи в Туруханск, поставленный на нижнем Енисее, против устья Нижней Тунгуски.

Коренные жители Енисейского края приходили в Туруханск для обмена пушнины на русские товары. Приходили они иногда из очень далеких районов и рассказывали, что к Нижней Тунгуске на востоке подходит другая великая река, на которой живет «много народов», и река та Елюенэ «угодна и обильна». Русские стали называть эту реку Леной.

В то же время в Мангазее и в русских зимовьях на Енисее начали распространяться странные слухи о какой-то большой реке к востоку от Енисея. Один из таких слухов был записан со слов местного «князьца» (старейшины) в декабре 1619 г. В этой записи говорится: «… Та река великая, а имени он той реке, как ее и по которому языку зовут, не знает; а ходят тою рекою суда большие и колокола на них великие есть… и из пушек с тех больших судов стреляют...» Вряд ли это сообщение могло относиться к Лене, на которой, как мы теперь знаем, до прихода русских не плавали суда, имеющие на борту пушки, да и вообще не появлялись люди «с огневым боем». Но, возможно, эти слухи отражали, через десятки посредников, действительные факты — о плаваниях по Амуру китайских судов.

Сомнительно, чтобы туруханские промышленники искали на неведомой восточной великой реке встречи с большими, хорошо вооруженными судами, принадлежащими бог весть какому народу. Но их соблазняли другие рассказы (вполне достоверные) об обильных и притом непочатых охотничьих угодьях, суливших им огромную добычу, в особенности, если они первыми придут на великую реку Лену. Слухи о вооруженных пушками судах предостерегали русских от неосторожного, слишком поспешного продвижения в юго-восточном направлении; надежда на обогащение, напротив, понуждала их к быстрому продвижению. Этими двумя противоречивыми побуждениями, как мы увидим, объясняются неровные темпы продвижения отряда Пенды.

К 1620 г. Пенда с другими промышленниками и работными людьми построил несколько стругов и в начале лета двинулся из Туруханска вверх по течению Нижней Тунгуски. Широкая полноводная река текла в высоких, покрытых лесом берегах, и с севера и юга в нее впадали на небольших расстояниях друг от друга таежные реки. В двух-трех местах пришлось преодолеть небольшие пороги. Но, в общем, подъем по реке проходил сравнительно быстро, пока русские не достигли района, где долина Нижней Тунгуски суживается и круто меняет направление на юг. В этом месте (выше устья Илимпеи), у порогов, промышленников задержал затор плавника. Русские думали, что местные тунгусы нарочно преградили им путь по реке срубленными деревьями. Отряд остановился, то ли опасаясь неожиданного нападения, то ли, чтобы заняться скупкой пушнины в этой местности, где Нижняя Тунгуска, текущая на северо-запад, сближается с Вилюем (притоком Лены), текущим на восток. Так или иначе, но промышленники поставили там, несколько выше порогов, зимовье, которое еще в середине XVIII в. местные жители называли Нижним Пендиным зимовьем. Тунгусы часто совершали набеги на зимовье, но промышленники легко отражали их «огневым боем».»

Далее обратимся к Окладникову [2], он приводит строки из дневника Гмелина (Гмелин Иоганн Георг (1709-1755) — натуралист, член Петербургской Академии наук; в 1733-1743 годах путешествовал по Западной и Восточной Сибири.) –

«Пенда, некий русский гулящий человек, хотел с 40 человеками частью в России, частью в Сибири собравшегося народа искать свое счастье в Сибири, ибо он так много о захвате земель слышал и свое имя, тоже как и другие, о чьих больших делах рассказывали, хотел сделать знаменитым.

Он приходит на Енисей, идет по нему вниз до Мангазеи, слышит там, что Нижняя Тунгуска, которая невдалеке выше в него впадает, очень заселена чуждыми народами и что против ее начала есть другая очень большая река, по которой тоже много народов живет. И вскорости он решает идти вверх по этой реке и всю эту страну исследовать.
Он строит себе необходимое для этого число судов, но в первое лето доходит не далее чем область Нижней Кочомы реки. Вслед за тем тунгусы преградили ему дорогу сваленными через реку многими могучими деревьями и не пропустили его суда.

Он должен был, таким образом, решиться провести зиму в той же самой области, для чего он и построил себе хижину, чтобы жить в ней, которая еще и в настоящее время известна под именем Нижнего Пендина зимовья. Тунгусов, однако, не остановила даже и хижина, и они делали частые набеги на нее. Но Пенде было нетрудно отгонять их обратно огнестрельным оружием, которым он был вооружен, так часто, как он этого хотел, поскольку они не имели ничего другого, кроме лука и стрел.»

Так же Окладников приводит строки из дневника Суслова –

«Поиски известняка затянули нас еще дальше по Тунгуске, и мы сделали еще десять километров до левого притока Тунгуски, маленькой речки Гулями. Я интересовался этим названием, так как гуля — по-тунгусски — изба. Оказывается, здесь, в устье речки, находятся древние казачьи избы. Поспешили осмотреть их. Здесь оказался, чуть ли не целый острог с очень оригинальными постройками.

Центральный дом имеет в длину пять сажен и в ширину три сажени и делится на две половины. Кругом него глаголем расположена галерея мелких клетушек с маленьким окном и одной дверью в каждой клетушке…

Вместо ворот построены в галерее с обеих сторон по одной клетушке. Таким образом, получается узенький дворик. Все постройки сделаны из толстого лиственного леса. Потолки давно уже обрушились и провалились вместе с крышным желобником внутрь помещений, из которых растут высокие лиственницы и березы.

Возле центральных построек находится оклад какого-то небольшого строения, по-видимому, это была баня. Саженях в пятидесяти вниз по берегу уцелел еще один оклад какого-то строения. Могил поблизости не видно. Раскопок я не производил. Ограничился лишь четырьмя фотографическими снимками. Больше фотографировать не мог за отсутствием пластинок.

В дополнение к выписке из дневника Суслов устно сообщил, что обнаруженные им остатки строений находились на берегу Нижней Тунгуски примерно километрах в 900 от ее устья. Он полагает, это действительно могут быть остатки Среднего Пендина зимовья»

С поиском на карте рек Илимпея и Средняя Кочема проблем не возникло, а вот р. Гулями найти не удалось, но её можно найти в государственном водном реестре и она находится между рек Инаригда и Хомденна на карте она отмечена как Иракта, кстати у неё есть приток Гулямикан.

Обратившись к карте, получаем три совершенно разных места первой зимовки Пянды.

Продолжим по Магидовичу [1] –

«Летом 1621 г. отряд Пенды лишь на несколько десятков километров поднялся на стругах выше по течению и немного ниже Средней Кочёмы (у 62° с. ш.) построил Верхнее Пендино зимовье

Окладников сообщается следующее –

«Следующим летом он отправился опять на судах. Но чем далее тунгусы прошлой зимой были им отогнаны назад и чем более они узнавали его силу, тем более считали они в высшей степени необходимым препятствовать во всех его предприятиях, чтобы он не мог приблизиться к ним еще ближе и стать полным хозяином над ними. Они мучили его так, что он летом никак не мог дойти до Средней Кочомы и был вынужден снова остановиться и построить хижину, в которой прожил всю зиму. Она известна под именем Верхнего Пендина зимовья.»

По местонахождению второй зимовки расхождений нет, если не принить слова Суслова о зимовье на р.Гулями как о среднем Пендином зимовье, а отнести их к первому зимовью.

Далее по Магидовичу [1]

«В 1622 г., когда Нижняя Тунгуска вскрылась, отряд Пенды поднялся вверх по реке на несколько сот километров, приблизительно до 58° с. ш., и здесь третий раз остановился на зимовку на какой-то «горе Юрьевой». По одной версии, остановка была вызвана противодействием тунгусов, по другой, напротив, — надеждой на выгодный торг с тунгусами.
В той местности, где зимовали русские, Нижняя Тунгуска очень близко подходит к верхней Лене: это Чечуйский волок длиной всего лишь около 20 км. Вероятно, именно тогда Пенда разузнал, что на Лене нет никаких больших судов с колоколами и пушками.»

По Окладникову [2]

«Тунгусы увидели, что они ему ни на воде, ни в его хижине ничего сделать не могут. Они оставили его в его зимнем лагере в покое и, как он третьим летом опять вверх шел, не мешали ему нимало.

Он достиг без всякого сопротивления области Нижней Тунгуски, от которой берет свое начало Чечуйская волость, или район между Тунгуской и Чечуйским острогом на Лене. Отсюда он, по-видимому, или через ловких лазутчиков, или через других людей имел безопасные сведения, ибо едва он об этом позаботился, как сразу же выступил в сухопутное путешествие.

Однако же не знал он, что тунгусы всю их силу собрали. Они оказали ему такое большое сопротивление, на какое только были способны, и вынудили его на горе Юрьев, которая находится на том же участке, построил зимнюю хижину, в которой он свою судьбу, что предстояла ему зимой, должен был ожидать...»

Так же он приводит рассказ Миллера (Миллер Герард Фридрих (1705-1783) — историк, член Петербургской Академии наук; участвуя в 1733-1743 годах в экспедиции по изучению Сибири, собрал огромную коллекцию копий документов по русской истории; автор фундаментальной «Истории Сибири»).

«Наконец, третий год был для него настолько благоприятным, что он достиг той части реки Тунгуски, где от нее шел небольшой волок, на реку Лену, который назывался Чечуйским волоком, по реке Чечую, впадающей в Лену. Несмотря на это, Ленда не решался сразу же перейти волок, так как думал, что на Лене его караулят тунгусы, собравшиеся в большом числе. Действительно, он имел с ними несколько столкновений. Возможно, однако, что третье зимовье он построил: на этом волоке для соболиного промысла и прожил в нем до открытия водного пути.»

Вернемся к Магидовичу [1]

«Весной 1623 г. отряд Пенды перетащил на Лену или построил там новые струги и двинулся вниз по реке. Несколько дней русские плыли на северо-восток между высоких, покрытых лесом берегов. Скалы иногда подходили вплотную к воде и через эти скалистые «щеки» река стремительно несла струги Пенды. Надо было тщательно следить, чтобы не наткнуться на подводную скалу. После впадения с юга большого и полноводного притока (Витим) река стала шире, течение спокойнее. Через несколько дней она повернула на восток. Усеянная островами, Лена текла в пологих берегах, только вдали, иногда в большом отдалении, видны были возвышенности. Приняв с юга еще один большой приток (Олекма), Лена снова изменилась: между устьями впадающих в нее рек она текла в обрывистых, скалистых, иногда отвесных берегах. На всех участках она
была широка и полноводна и по-прежнему усеяна островами.

Неизвестно точно, до какого места продолжалось плавание Пенды. Вероятнее всего, он дошел до того района, где могучая река поворачивает на север, выходит на равнину (Центрально-Якутская низменность), а пойма ее расширяется до 15 км. Эта страна была более населена, чем те, через которые промышленники проходили ранее. Здесь, среди нового для русских народа — якутов, Пенда не решился оставаться на зимовку со своим небольшим отрядом. Он повернул обратно и поднялся по реке до Чечуйского волока. Но он не перешел через волок испытанным уже путем — на Нижнюю Тунгуску, а решил разведать новый путь.

Пенда поднялся по верхней Лене до того пункта, куда еще можно пройти на легких судах, то есть до района, где позднее поставлен был Верхоленский острог (у 54° с. ш.). Там отряд прошел прямо на запад через степи, населенные скотоводами «братами» (бурятами), до большой реки (Ангары), текущей прямо на север. Ангара в верхнем своем течении замерзает очень поздно, обычно во второй, половине декабря. Поэтому промышленники, если они бросили свои струги при переходе через степь и осенью достигли Ангары (вероятно, близ устья Уды), имели еще время построить новые легкие, временные суда — типа западносибирских «карбасов» — и начать сплав за несколько недель до ледостава. Отряд Пенды плыл вниз по широкой полноводной реке, быстро катившей в крутых, таежных берегах свои воды. Правобережная полоса была здесь сравнительно обжита — теми же «братами» (бурятами), с которыми русские уже познакомились на верхней Лене. Но чем дальше отряд продвигался на север, по течению реки, тем безлюднее становилась страна. На участке, где Ангара делала излучину, ниже устья ее большого южного притока (Ока), промышленники с опаской, но благополучно миновали ряд больших «падунов» (порогов). За ними течение стало спокойнее и река круто повернула на запад, по направлению к Енисею.»

Тоже самое по Окладникову [2]

«Итак, пришел он в четвертую весну на Ленз. Как только он построил необходимые суда, пошел вниз по Лене до области: города Якутска. Он должен был затем итти оттуда обратно вверх по Лене до облает> Верхоленска, а оттуда через степи на Ангару и по ней по Тунгуске в Енисейск; где он о своих открытиях письменное известие составил и через то дал повод к заселению помянутых областей»

Несколько иначе окончание путешествия описывает Бояркин [3]

Не задерживаясь на Чечунском волоке, казаки уверенно поднимались вверх по Лене, искусно преодолевали крутые ленские повороты и перекаты. К осени отряд Пянды достиг Качуга. Расстались они со своими стругами и пошли степными просторами юга Иркутской области. Вышли на Ангару в районе Балаганска, а возможно, Усть-Уды. Из ангарской сосны казаки построили легкие струги, спустили их на воду Ангары и тронулись в путь, спеша до ледостава как можно дальше продвинуться вниз по течению.

Преодолев ангарские пороги, команда Пянды оказалась в нижнем течении Ангары. Морозы, сковали Ангару торосистым льдом. Жившие в нижнем течении реки тунгусы помогли путешественникам добраться до Енисейска санным путем. Так закончилось путешествие Пянды с его дружиной на реку Лену

Окладников в источнике [2] описывает встречу с Якутами как исключительно мирную –

«О том, что Пенда действительно побывал в центре Якутской земли, свидетельствует и якутский исторический фольклор. В некоторых вариантах преданий о знаменитом кангаласском вожде Тыгыне говорится о том, что в последние годы его жизни во владениях Тыгына появились никому не ведомые пришельцы — первые русские. Эти новые люди, поразившие бесхитростного якутского вождя своим искусством работать и мудростью, появились неожиданно и так же неожиданно исчезли.

Существенно и то обстоятельство, что в якутском предании ясно и определенно говорится о мирном характере первой встречи русских пришельцев с якутами Тыгына. В устной повести мангазейских казаков о приключениях Пенды очень подробно излагается борьба с тунгусами, но нет ни одного слова о каких-либо стычках с якутами или бурятами. Такое полное совпадение вряд ли может быть случайным. Очевидно, оно соответствует действительному ходу событий.»

Но он же в источнике [7] все описывает несколько иначе.

«С выдающимися вперед носами, с глубоко сидящими глазами, должно быть они умные, рассудительные люди; они, бедняги, очень сильны, трудолюбивы и способны», — сказал Тыгын и немедленно захватил пришельцев в свои руки, чтобы превратить их в работников. Одинаково поступают позже и дети Тыгына, Чаллайы и Бэджэкэ. Захватив казаков, они решили: «Это люди, годные для работы, они будут у нас работниками, заставим их косить сено». Чтобы уменьшить их силу, перерезали им мышцы и жилы. Летом, снабдив рабочих провизией, тушей одного быка и кумысом в двух посудах — симирях, отправили на остров Харыйалах косить сено.

Пришельцы затем строят судно и уплывают под парусами вверх по Лене. После первого появления русских сыновья Тыгына, как рассказывает предание, обратились за предсказанием судьбы к шаманке Таалай, жившей у нынешнего Талого озера в городе Якутске. Боясь сыновей Тыгына, шаманка всегда превращалась при их приближении в большое пламя. Но на этот раз старуха согласилась на мольбу сыновей Тыгына, затушила свое пламя и, камлая, сказала им: «Беглецы уже доплыли до верховьев реки (Лены). Сидя на облаках, я вижу, как они топорами с широкими лезвиями (у якутов топоры имели узкое лезвие. — А. О.) обтесывают бревна и говорят: „Поедем к старику Тыгыну, сыну Муньана, он людям не дает житья, всех угнетает и убивает".

Закончим по Магидовичу [1]

«Нижнюю Ангару русские начали посещать — для сбора ясака среди местных тунгусов — во всяком случае, не позднее 1618 г., когда был основан Енисейский острог; они назвали ее Верхней Тунгуской. Ко времени возвращения Пенды здесь уже существовали ясачные зимовья. Если он и был вынужден прекратить сплав из-за того, что река стала (а ледостав здесь начинается в ноябре), то и сам Пенда и его спутники могли санным путем дойти до Енисейска еще до конца 1623 г. Здесь они рассказали о своих достижениях и опровергли тревожные слухи о больших, вооруженных пушками судах плавающих по Лене.

В Енисейске Пенда закончил свой беспримерный поход. За три с половиной года он прошел новыми речными путями около 8 тыс. км. Он положил начало открытию русскими Восточной Сибири. Он обследовал течение Нижней Тунгуски приблизительно на 2300 км и доказал, что верховья Нижней Тунгуски и Лены сближаются — и через открытый им короткий Чечуйский волок русские вскоре начали проникать на среднюю Лену. В течение одного лета Пенда прошел вниз и вверх по Лене около 4000 км. причем проследил ее течение на 2400 км. Он первый указал русским на удобный путь от верхней Лены к Ангаре и этим путем — в обратном направлении — вышел в 1628 г. от Енисея на верхнюю Лену землепроходец Василий Бугор. Наконец, Пенда был первым русским, проследившим течение Ангары почти на 1400 км и доказавшим, что она и Верхняя Тунгуска — одна и та же река.

Подлинные записи и даже копии показаний Пенды о его походе не сохранились. Рассказы о нем собрали в Енисейском крае и в Якутии — более чем через сто лет — участники так называемого академического отряда Великой Северной экспедиции.В одном документе, скопированном историком Г. Миллером, есть прямое указание на то, что в 1624 г. на Нижней Тунгуске уже существовало Пендино ясачное зимовье. Следовательно, поход Пенды закончился не позднее весны этого года, всего вероятнее — зимой 1623/24 г., а начался в 1620 г. Именно эта дата принята, как исходная, в нашем рассказе.»

3665

Видео

Нет Видео для отображения
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
.