Этнографические исследования в Забайкальской области П.А. Ровинского. Часть 1.

Этнографические исследования в Забайкальской области действительного члена отдела П.А. Ровинского. 

Чувствительную разницу замечаете вы, когда из середины России перенесетесь через Уральский хребет и очутитесь где-нибудь на равнинах Ирыша и Оби, или на холмистых берегах Томи: грудой выговор, другой обычай, иной характер во всем, которого вы сразу не определите, но тем не менее чувствуете. Затем, едите до Красноярска и далее по Енисейской губернии, и новых особенностей уже не встречаете, и только, вступив в Иркутскую губернию и еще больше приближаясь к г. Иркутску, встречаете новый тип. Преобладание черных волос перед русыми, черные или карие с томным выражением глаза, значительно выдающиеся скулы, короткий нос, — все эти признаки очень ясно указывают на примесь монгольской расы.

В говоре вы чаще слышите примесь слов не славянского происхождения. Селения, часто построенные в разброс, иногда совсем без служб и без огорожи, мало напоминают русские селения, какие встречались еще в Западной Сибири. В стороне от дороги вы видите особенного рода постройки, круглые или шестиугольные, покрытые лубом и землей: это, так называемые, зимовьюшки, а форма их совершенно бурятская юрта.

Так постепенно изменяется русский тип по мере того, как вы все больше подвигаетесь к востоку, где он иногда совершенно теряется в чуждом элементе.

Статистика дает весьма удовлетворительное объяснение, такого явления. Взявши одну Восточную Сибирь, вы видите, что в Енисейской губернии инородческое население составляет только одну четвертую, в Иркутской одну третью, а в Забайкалье оно доходит уже до половины.

Но одни статистические данные, указывающее численное отношение народностей, однако же дают еще ни какого понятия о том, что за тип и что за жизнь выработались от взаимодействия разнородных элементов. Для этого нужно больше познакомиться с бытом народа, нужно подметить и собрать все особенности, как наружного типа, так и языка, образа жизни и духовной деятельности народа, выражающейся в песне, сказке и верованиях.

Как путешественнику, мне с одной стороны нужно было видеть как можно больше, чтоб общий взгляд был шире и полнее, а с другой с некоторыми характерными местностями необходимо было познакомиться поближе, чтоб иметь основу, к которой можно бы было прикрепить остальные наблюдения.

Поэтому, имея в своем распоряжении только два летних месяца, Июль и Август, (Май и Июнь отняли у меня поездки по Ангарскому тракту, по Ангаре за Братский острог и на Лену до Усть-Кута), я решился отложить поездку на Амур до будущего года и ограничиться одним Забайкальем и тут для ближайшего знакомства выбрал несколько местностей, имеющих более своеобразный характер.

Главным образом внимание мое было обращено на семейских Верхнеудинского Округа и малороссиян Читинского: те и другие, кроме своеобразности, заслуживают особенного внимания еще и потому, что имели большое влияние на развитие земледелия в целом краю. Затем больше, чем где-нибудь, я оставался у пограничных казаков.

Все наблюдения мои относятся преимущественно к этим трем местностям; но в тоже время я пополнял и проверял их поездками в другие местности. Чтоб дать понятие к каким именно местностям относятся эти наблюдения, я считаю не лишним назвать их.

Я объехал всю Селенгу от Посольска до монгольской границы, весь Хилок и Чикой, где только есть жилые места, Ингоду от Танги до Читы и немного дальше, промежуток между Туриноповоротной станцией на Ингоде и Акшой, весь Онон от Акшинской станции до устья, и пограничье от той же станции до Чалбучей на Аргуни и отсюда через Нерчинский и Александровский заводы на Кондуй и Чиндат.

Вне моих наблюдений остались: Итанца (Баргузинского Округа), Джида (Селенгинского), Нерча, Уда, Шилка и Аргунь, вниз от Чалбучей (Нерченского Округа). Что касается указанных местностей Селенгинского и Баргузинского Округов, то мне вероятно не придется больше возвращаться к ним; а с Нерчинским округом я еще надеюсь познакомиться.

Не смотря на эти пробелы и на короткость времени, собранный мною материал дает возможность составить понятие, как об истории и составе русского населения в Забайкалье, так и о его современном положении.

Весь этот материал в представляю Сибирскому Отделу почти сырым, приведя его только в порядок. Для пополнения его нужно много статистических данных, которые можно получить только в Иркутске и в Чите.

Многое может быть объяснено только справками с различными сочинениями, относящимися к этому краю; но ни то, ни другое в настоящее время мне недоступно. Вот почему я представляю сырой материал и не имея по руками материала, собранного наблюдателями и исследователями, может быть повторю иное уже известное.

И так представляю материал для этнографии Забайкалья.

История и статистика населения.

Взглянувши на карту Забайкалья, вы увидите. Что населенная часть его занимает только узкую полосу, между 49° и 51° с.ш.; севернее этой границы население так редко, что его с трудом можно отыскать, и при том это все недавно бывшие кочевники и звероловы, и жизнь его по сию пору двоится между земледелием и звериным промыслом.

Присматриваясь ближе к распределению населения на этой узкой полосе, вы тут встречаете совершенную пустыню, разделяющую системы Байкала и Амура: Яблоновый хребет так приподнял всю эту местность, что она совершенно недоступна не только для земледельца, но и для кочевника – скотовода.

Все население более всего группируется не по главным рекам, а по их притокам. Причина этого заключается в том, что главные реки идут преимущественно в северном направлении, тогда как побочные, если не прямо в обратном, то по параллелям. Этот закон можно проследить здесь по всем рекам. Самое густое население по Чикою, Хилку и по Селенге с того места, где она делает заворот на запад; Ингода больше заселена от Танги до Татауровой, где она держится восточного и северо-восточного направления; Онон гуще населен от Акши до старого Чиндата; а далее он идет прямо почти на север и становится пустыннее; Хилок и Чикой в вершинах заселены гуще, чем близ устья, перед которыми они поворачивают на север: первый от Акино-Ключей, второй с Усть-Кирана.

Берега Селенги в ее среднем течении пустыннее, чем в северном, и Итанца, лежащая еще севернее, но текущая к югу, также гораздо больше заселена и обработана .

Пустынный вследствие чрезвычайно высокого положения пояс, образуемый яблоновым хребтом, уступает усилиям человека, но пробивается жизнью именно в восточном направлении, по долинам и ручьям, имеющим склоны на востоке к Ингоде и на запад к Чикою. Семейские пробираются и к вершинам Хилка в том же направлении.

В таком виде является здесь влияние природы. Затем идет взаимное влияние различных народностей, населяющих Забайкалье и находящихся на различных степенях культуры.

Наименее влиятельным является конечно зверолов, Тунгус: это племя совершенно исчезает и почти бесследно. Все тунгусы, живущие к югу от 51°, бывшие когда в большинстве, теперь, если не крестились и не слились таким образом с русскими, обратились в бурят. Ни в языке, ни в образе жизни, ни в чем вы не найдете ни малейшей разницы, и только по преданию они называют себя тунгусами. Так по всему Забайкалью: в Баргузинском Округе, в Армаке Селенгинского Округа и по всему Нерчинскому.

Совершилось это в чрезвычайно короткий промежуток времени, и нет никаких признаков борьбы. Есть только предание, что Баргузинские тунгусы сопротивлялись поселению там бурят, которые пришли туда в 1740 году от Верхоленска; тунгусы, как старожилы, хотели всячески стеснить их, но кончилось тем, что буряты выдержали борьбу и теперь совсем одолели: из незначительной толпы их стало 6 родов или около 12,000 душ обоего пола.

Совсем другого рода отношения между бурятом и русским. Здесь вы видите упорную борьбу за существование. Множество селений, образовавшихся из так называемых ясачных, т.е. крещенных инородцев, конечно указывает, что русская народность с своей Христианской религией берет верх, хоть часто это бывает следствием политического господства русских. Еще большее торжество русской народности т европейской культуры мы видим в том, что многие буряты, не крестясь даже, принялись за земледелие, лучше устраивают свои жилища, чище одеваются, лучше едят, многие отдают своих детей в русские училища. Все это свидетельствует, что русские стоят ступенью выше на лестнице человеческой цивилизации; но в тоже время они стоят еще так низко, что не только нет дальнейшего влияния, но заметно обратное явление, т.е. русские становятся полукочевниками, увлекаясь примером своих соседей, а главное, не имея понятия об лучшей жизни.

Это все резче видно на пограничных казаках в особенности 2-й конной бригады, с одной стороны окруженной ангинскими бурятами, с другой стоящей лицом к лицу с Монголией. Вы видите здесь достаток и роскош и в тоже время самую беззаботную жизнь номада.

В них есть чутье лучшей жизни и желание получить образование; но эти добрые инстинкты остаются без всякого удовлетворения. Справедливость требует заметить, что как теперешние, так и некоторые из прежний командиров их прилагали об этом старание: заводили школы и школы эти стоят лучше гражданских; но крайне низкое состояние народного образования в целой Восточной Сибири, отсутствие школ, из которых могли бы выходить хорошие учителя, делают эти старания напрасными.

Обращаясь к русскому населению, вы тут замечаете несколько типов. Часто составляет потомство тех первых вольных поселенцев, которые вышли из разных мест России и преимущественно из северных губерний; часть образовалась из ссыльных, часть из ясачных, а наконец есть еще две большие группы: семейские и малороссияне.

Все это отдельные типы, резко отличающиеся один от другого: самый интересный тип конечно семейские: это старообрядцы, пришедшие в конце прошлого столетия.

Крепкий физически и нравственно, семейский мужественно ведет борьбу с природой: разрубает леса, осушает болота и обращает их в плодородные нивы и тучные луга; по общему отзыву семейским главным образом весь Верхнеудинский округ обязан благосостоянием.

Крепко держась предания, семейский не уступает никому: ни власти, ни окружающей его православной среде, в последнем случае вы скорее видите обратное явление.

Когда-то сильно преследуемые за веру, да и теперь не пользующиеся всеми правами, они как будто от того и окрепли.

Жалким и слабым является перед семейским Сибиряк, как называют старожилов, где им приводится жить вместе. Явившись первыми земледельцами в этом краю, борясь с природой, они должны были выдержать сверх того отчаянную борьбу с бурятами, которые не хотели допустить их селиться на землях, которые считали своим исконным владением.

Все это миновалось, и теперь вы видите кругом благосостояние и когда-то враждебный кочевник также принялся за плуг и соху, делает запасы хлеба и сена и стал деятельным участником в общем благосостоянии.

Такое важное культурное значение семейских дает м полное право обратить на себя особенное внимание при изучении этнографического состава Забайкалья. Знакомству с ними поэтому я посвятил большую часть лета и вот те материалы, которые дали мне это знакомство.

Прежде всего укажем где они живут.

Почти исключительно они занимают Верхнеудинский Округ, где в четырех волостях: Тарбагатайской, Мухоршибирской, Куналейской и Урлуцкой они составляют половину. Часть их селится по Ингоде, есть также не много их близ Читы и в Нерчинском Округе. По религиозному толку большая часть их принадлежит к старообрядческой секте, признающей священство, рукоположенное епископом; но выбираемое самими ими, без ведома церковной власти, а поэтому они вывозят себе священников из России тайно. Другая часть, весьма незначительная, беспоповцы, и только отдельные личности есть из духоборцев. Часть из принадлежит к единоверию, преимущественно в Урлуцкой волости и еще в Тарбагатайской, а в других местностях все старанья миссионеров склонить их к единоверию оказываются совершенно безуспешными.

Кроме того между ними есть значительная разница и в характере. Урлуцкие, напр., гораздо пассивнее в религиозном отношении, снисходительнее к своим православным соседям и вообще уступчивее, тогда как Бичурские, Окиноключевские, Куйтунские и некоторых других мест отличаются сильным пропагаторским духом и упорством.

Есть некоторая разница в костюме, в домашней обстановке и в приемах земледелия. Особенности эти частью развились уже здесь, на месте их поселения, частью вынесенными ими из прежнего их отечества, на что мы укажем в своем месте.

Больше всего я прожил в Бичуре, но в то же время объехал большую половину других селений, в которых живут семейские. Вот они: По Хилку и близ его – Акино-Ключи (половина беспоповцы), Билютый, Мангиртуй, Бичура (есть православные и единоверцы); по тракту между Петровским заводом и Верхнеудинском: Харауз, Никольское, Хонхолой, Хонхолой, Мухоршибирь (половина православных), в Хара-шибири несколько домов; Десятникова, Тарбагатай (есть православные и единоверцы), на восток от сюда Куйтун, Куналей и Жерим (половина беспоповцы); на западе от тракта – Новый Загон, Шаралдай, Шариха (беспоповцы) и Барыкина. По Чикою (большая часть единоверцы); Урлук (половина единоверцы), Гутай (не признающие брака, есть и единоверцы), Укыр, Киреть (больше единоверцы), Талнерское (единоверцы), Шатагайское, Захарово, Фомичевское, Барахоево, Малое Архангельское, Выезжевское, Коченское, Мангиртуй, Шинок, Альбитуй, Верхне и Нижне Нарым, Должено-Грехневское, Хилкотой, Осиновское, Шимбелик, Между Чикоем и Ингодой, при впадении р. Онгорка в р. Блудную (текущ. к Ингоде) 5 дворов, и на Ингоде близ Танги — Нова Павловское (недавно поселились, большей частью из Мало-архангельского) и еще в Шимулане (есть и православные: малороссиян 3 двора и сибиряков 5 дворов).

Во всех селениях должно их считать около 30,000 душ обоего пола и всех толков.

Прежде всего ответим на вопрос: откуда пришли семейские?

Сами они только и знают, что пришли из Польши приблизительно 1776 г. Тоже самое значится и в старых документах, где они называются «выселенными из Польши старообрядцами», но из какой именно местности, на то нет ответа.

Есть однако указание на то, что они вышли не из одной местности. В Хараузе один старик говорил мне, что их предки пришли из Риги, тоже самое говорили мне и некоторые в Урлуке (Харауз населился из Урлука же). На происхождение их из разных мест указывает разница толков, самом харктере и некоторые бытовые особенности. Семейские Куналейской волости одни пашут пароконным плугом, тогда как все остальные пашут сохой. Урлуцкие отличаются от других и костюмом: они носят войлочную шапку, которую называют колпаком и партни или морозни, обувь в роде башмаков без подошв из козьих лапок; отличается также и Урлуцкая кичка (женская головная повязка) от других; в языке их я заметил более мягкий выговор и еще некоторые особенности, о которых скажу особо.

По всему вероятию они жил в Литве или Белоруссии; другие, может быть, ближе к нынешнему Остзейскому краю. В новом поселении на Онгорке старик Казанцев говорил, что дедушка его имел свой гальот и морем перевозил народ, но откуда и куда не знает.

Попали они в Польшу конечно из северных губерний, Архангельской и Вологодской. Одна песня указывает, что живя в Польше, они считали себя недавними поселенцами. Грустное воспоминание об том, что они должны были оставить свою страну и поселиться в Польше, под властью правительства не их национальности, сохранилось в этой песни по сию пору. Вот она:

Кому повем печаль мою?

Кого призову ко рыданию?

Токмо тебе Владыко мой.

Известна тебе печаль моя,

Моему творцу создателю –

И всех благих подателю.

Когда б имел я источник слез,

Плакал я бы и день и ночь.

О, отче Иакове!

Твои сыны, мои братья;

Продаша мя во иную землю,

Во иную землю, во египетску,

Служи царю неверному,

Пентефрию поганому.

Судьба Иосифа, проданного братьями и служившего чужому царю, они приравняли к себе, когда должны были оставить свое отечество и поселиться в Польше.

Поводом к этому переселению послужило не желанье покориться требованию церковной иерархии – принять книги, исправленные Никоном и изменить некоторые старые обряды. Воспоминание об этой борьбе также сохранилось у них в песне, под названием: Стих Соловецких чудотворцев (будет помещен дальше).

В Польше они жили лет сто, и у них, кроме двух приведенных выше песен, не осталось ни малейшего воспоминания об из приходе с севера. После первого раздела Польши, когда часть польских провинций присоединилась к России, эти старообрядцы снова очутились под русским правительством.

Екатерина II обратила свое внимание на них. Видя в них дух религиозной оппозиции, на которой может быть основана оппозиция политическая, она, не терпя ни каких сект, решилась старообрядцев выселить оттуда, где они казались ей небезопасными, и отправить в Сибирь для заселения и возделывания наших крайних восточных пустынь. Это была первая партия переселенцев, явившихся в Сибирь большой массой, целыми семьями, с полным хозяйством, тогда как прежде селились вольные промышленные люди, солдаты и казаки, беглые и барские люди, большей частью бессемейные. Вот и назвались эти переселенцы семейскими.

В настоящее время у семейских не сохранилось ни малейшей памяти, как ими было принято это переселение: было ли оно совершено по указу государыни и без из согласия, или со стороны правительства было сделано только предложение и ими принято охотно, или они сами, разузнав о привольи в сибири, пожелали переселиться. Как бы то ни было, если б это было сопряжено с большим насилием, то в них память этого не исчезла бы так скоро.

Прежде всего им указаны были для заселения земли по Чикою и по р. Джиде, притоку Селенги с левой стороны. Первые были в ведении Троицкославского пограничного комиссара, а вторые относились к Селенгинскому воеводству.

Те, которые поселились на Чикое, именно в Урлуке, там и остались; а Джида не понравилась; потому новые поселенцы направились на Хилок, где в то время кочевали буряты и кое где были уже поселения из ясачных, конечно ничтожные, но тем не менее давшие уже возможность судить о пригодности места.

Одни из них сели на ключах, близ сухой реки, у самого южного колена Хилка: там жил в то время богатый и знатный бурят Акин, по имени которого и названа речка Акинка, текшая в Холок, в настоящее время сухая, забитая песком и текущая только весной и во время сильных дождей. Другая партия пошла на Бичуру, где было уже два или три дома в глубине Бичурской долины, а вся равнина к Хилку верст на 10-ть в ширину занята бурятскими казаками. Сколько их вышло из Польши трудно сказать. В архиве Главного Управления может быть и найдутся указания; но в местных архивах я не нашел относительно этого ни чего.

Самое старое показание я нашел в Урлуцком волостном архиве. Именно в 1801 г. показано в подушном окладе выселенных из Польши старообрядцев 566 душ; это конечно ревизских мужского пола (кажется по 5 ревизии). Здесь должно разуметь не только Чикойских, но и Хилоцких, потому что все они в то время были в ведении Урлуцкой избы.

За тот же год по отдельным селениям показано число душ пахатных т.е. получающих повыток или душевой надел земли и ревизских мужского и женского пола.

В то время были следующие селения, для которых имеются точные показания:

Кроме того есть показания для других селений, но они не полны и противоречивы, поэтому мы ограничимся одним поименованием их: Читканское, Албитуй, Жиндинское, Дунтуевское, Унгуркуй, Баендай, Сухоруцкое, Узкий луг, Кули, Буй, Песчанное, Итытенское, Хилкотой, Шебартуй, Малоархангельское, Мангиртуй, Красноярское поселье. Малоархангельское в то время выделилось уже из Урлука, а не из большого Архангельского, как можно было бы заключить по названию, и оно по сию пору семейское, тогда как в большом Архангельском православные. В 1801 году в Малоархангельске 2 пахатных души, а через год показано уже ревизских 48 мужского, 53 жен.

Из приведенных выше цифр каждому видно отношение полов; при чем кидаются в глаза два селения: Архангельское в сильным преобладанием женского пола, если это не ошибка, и Тамирское наоборот. Объяснения такому явлению у нас не имеется.

Есть несколько неполных данных для трех селений (Жинды, Хилкотоя и Читканского), из которых видно отношение рабочих сил и число домов: 311 душ помещалось в 44 домах; рабочих людей было 67, и у них 131 рабочая лошадь.

О рожденных и смертности имеем несколько данных за 1802 год.

Для некоторых указаны причины смертности. Так в Урлуке из 12 умерших: 2 от старости, 3 от оспы и 7 от младенческой; в архангельске и других при нем деревнях из 15 умерших из 15 умерших: 7 младенцев от 1 года до 5 лет; от старости 3, горячкой 5-ти; в Жинде: 4 от старости, 9-ть от оспы.

Из этих немногих данных видно, что бич здешних краев оспа и младенческая, почти осталось так и по ныне, потому что семейские вовсе не прививают оспы, а у православных хотя и прививают, но часто она не принимается и таким образом прививаемые предохраняются от натуральной оспы. Обхождение же с младенцами варварское, как у тех, так и других, об чем поговорим после. Насколько прогрессировал этот край, можно судить потому, что за 70 лет назад была одна волость с 30 селеньями и деревнями, а теперь она разделилась на две и имеет их до 70-ти.

А население, по крайней мере, можно сказать относительно семейских чуть не удесятерилось, если принять приведенную выше цифру 566 за мужские души и принять ее вдвое.

Конечно это умножение населения происходило не одним путем нарождения, но и путем доселенья, и насколько возможно, мы постараемся выяснить этот вопрос, хоть для одной местности, именно для Бичуры; а теперь будем продолжать о дальнейшем расселении семейских.

Опубликовано в сентябре 1872 года.

Этнографические исследования в Забайкальской области П.А. Ровинского. Часть 2.