Очерки современного состояния золотопромышленного дела на Олекминских и Витимских приисках. Часть 2
Народонаселение приисков.
В начале восьмидесятых годов главную массу приисковых рабочих составляли ссыльнопоселенцы под общим почти названием «непомнящих родства». Это люди когда-то сосланные в Сибирь, но с дороги, часто не доходя до места назначения, бежавшие обратно, где их снова ловили в первом городе и судили за одно бродяжничество, сравнительно не строго, причем, конечно, чтобы скрыть первоначальные преступления, они назывались просто не помнящими родства и фамилии. Такой сорт людей был преобладающим в массе приисковых команд 70-80 годов. Надо было, вообще, перевернуть много страниц в приисковом алфавите, чтобы добраться до людей помнящих себя. Крестьяне в то время составляли меньшинство. Большинство же, как сказано, были преступники всевозможных категорий, начиная от карманников, мошенников и кончая грабителями, убийцами. Также разнообразны и народности людей. Здесь вы встречаете великоросса, малоросса, поляка, чеха, немца, еврея, татарина, киргиза, башкира, черкеса, эста, цыгана, якута, тунгуса и т.д. За исключением якутов и тунгусов, которые ведет кочевой образ жизни в районе рассматриваемых округов, остальной люд составляет категорию пришлых из волостей Сибири, куда обыкновенно причисляют ссыльных по выходу их каторги.
В числе крестьян работающих на приисках, мы встречаем жителей всех губерний и областей Сибири, в особенности преобладают тоболяки и татары из Тобольской и Казанской губерний, приходящие по своей воле; нередко встречаются и семейские из Забайкальской области. Между крестьянами преобладают женатые. Эти люди нанимаются на прииски, движимые единственной мыслью скорее обогатиться и поправить в деревне свои дела, которые пришли, по тем или другим обстоятельствам в упадок. Но не так скоро вырываются они обратно, как думают, идя на прииски. Приисковая жизнь с ее особенным, теперешним складом, кладет на первых же порах свое клеймо и все более и более затягивает в свое болото неосторожного слабохарактерного человека, оторвавшегося от земли, общины и попавшего сразу в среду нравственных отбросов российского общества. Не многим счастливцам удается возвратиться на место жительства со средствами и благополучно. В большинстве случаев семья расстраивается, жена впадает в разврат, а муж спивается и делается вечным батраком, приисковым рабочим, примыкая в нравственном отношении к категории ссыльнопоселенцев и ни в чем им не уступая. Но об этом мы поговорим еще подробнее, когда будем касаться жизни рабочих на приисках.
В настоящее на приисках, замечается совершенное вытеснение ссыльнопоселенцев крестьянами, которое может быть объяснено, во-первых тем, что теперь большинство подлежащих каторге отправляются морем на остров Сахалин и вследствие этого контингент не пополняется новым приливом непомнящих, а во вторую тем, что в настоящее время золотопромышленники находят для себя более удобным иметь дело с крестьянами, между которыми попадаются каждогодно и новички из разных губерний Сибири и России, т.е. люди еще со свежими силами и не так испорченные. Вообще надо сказать, что ныне прииски располагают достаточной армией крестьян, хотя раз побывавших на приисках и которую неудержимо тянет в тайгу снова – чтобы обходиться без помощи ссыльнопоселенцев.
Поэтому мнение печати, общества и правительства о том, что прииски доставляют средства ссыльнопоселенцам в настоящее время оказывается несостоятельным. Оно, быть может, было верно для 70-х годов.
Вытесненные теперь крестьянством, более сильным, здоровым, более приспособленным к местным условиям и климату, поселенцы, повидимому, обрушились на те общества, к которым были приписываемы, изыскивая средства к пропитанию по волостям, т.е. распространяя нищенство и кражи, все более и более усиливающихся по сибирским деревням. Мы уже сказали, что состав приисковых команд бывает самый разнообразный; часть рабочих обыкновенно, нанимается в зимовку тут же на приисках, при окончании операции, и затем пополняется к весне рабочими из приленских волостей, как, например, витимской, петропавловской, макаровской и др., коме того, — из Иркутска и округов Иркутской губ., также из Томска и Тобольской и Енисейской губерний. Весь этот народ нанятый на операцию отправляется на прииски пешком из места наемки и должен прибыть на прииски к началу весны, так как в это время народ бывает в особенности необходим для приготовленных к промывке золота работ. Эта система практикуется в настоящее время на больших приисках. Небольшие же прииски, в особенности олекминские, пополняют команду, обыкновенно, в течении целого года из рабочих, шляющихся по тайге без определенных занятий. Кроме того, все прииски пользуются для наемки народом, который прибывает в Витим с хлебов с верховьев Лены, куда выезжают доверенные для наемки с первыми с первыми пароходами.
Нельзя не упомянуть в заключение еще об одном способе передвижения рабочих на прииски в зимнее время, который должен бы быть, по нашему мнению, наиболее предпочтительным перед всеми другими, как наиболее гуманный и справедливый. Он состоит в том, что, например, нанятые в Иркутске рабочие получают от доверенных известную сумму денег, конечно, в счет будущего заработка, покупают лошадей, сани и, разбившись на небольшие партии, едут на прииски за свой счет. По прибытии на прииск они сдают лошадей той же К°, в которую нанимались работать, или, если это оказывается для них почему-нибудь невыгодным, продают на другие прииски. В случае удачной покупки лошадей и благополучного проследования, приехавшие таким путем рабочие на прииски являются здоровыми и мало задолжавшимися хозяевам сравнительно с теми рабочими, которые совершили свой путь пешком, хотя в том и другом случае рабочие совершают переход за свой счет.
По нашему мнению, это представляет наглядный пример того, как благоприятно отзывается на простолюдине гуманное, человеческое отношение; при малейшем случае он явно показывает себя, на сколько может быть самостоятельным предоставленный самому себе в благоприятных обстоятельствах вопреки мнению известного рода людей, которые видят в приисковом рабочем человека легкомысленного, развращенного, спившегося, разнузданного, который может повиноваться только палке.
Старый порядок передвижения рабочих по Лене на прииски, удерживавшийся и по ныне в больших К°, состоит в следующем:
Нанятый рабочий получает в задаток по 60-100 руб.
Кроме того, он получает для пути необходимые предметы и одежду.
При этом большая часть задаточных денег употребляется на очистку паспортов, уплату некоторых долгов и обеспечение семейства, если такое имеется. Но так как большинство теперешних рабочих на приисках состоят из крестьян, то, следовательно обеспечение родных рабочих остается во всей силе и составляет главную статью издержек из задаточных денег. Нанятые рабочие группируются в значительные партии и под присмотром особых служащих отправляются пешком.
Для продовольствия рабочих в пути заготовляются сухари в известных пунктах, в которых рабочие должны запасаться ими от времени до времени. Сухарей выдается по три фунта на сутки, конечно, с включением их в счет задаточных денег, как вписываются в задаток и все предметы из одежды, выданные рабочим во время пути следования.
Одним словом золотопромышленник во всех случаях доставки рабочих на прииски не теряет ни единой полушки, а потому те жалобы, которые сыплются из уст золотопромышленников на удаленность олекминских и витимских приисков, не имеет смысла, — они скорее были бы справедливы, со стороны рабочих, которым приходится ломать ноги 1700-1800 верст за свой счет и страх. Рабочий, нанятый в Иркутске, — мы не говорим уже про тех, которые идут из тобольской и пермской губерний, — должен употребить более 100 дней, чтобы прийти на прииск. Идти приходится в сильный холод по тракту, который никогда не бывает хорошо проторен, по глубокому снегу, доходящему до щиколотки. Чего стоит, рабочему путь до приисков, поймет всякий, испытавший такое путешествие на своих собственных ногах. Очень мало, конечно, понимают эти люди, которые всю свою жизнь прожили и не знали иного способа передвижения, как в покойном экипаже.
Впрочем, рабочему человеку, идущему на прииски, приходится испытывать не только физические страдания, но и крайне недружелюбное отношение приленских крестьян, заселяющих деревни по тракту. Это в особенности отзывается на рабочих, идущих вперед, когда пожива плоха, хотя те же крестьяне охотно, с распростертыми объятиями встречают тех же людей, когда они идут обратно с туго набитым кошельком.
В озлоблении крестьян, конечно, нельзя винить; они по своему действительно правы, так как представляют в большинстве случаев людей очень бедных, забитых и задавленных местными кулаками. При этом нередко бывает, что крестьянину за его гостеприимство, часто без всякой платы, приходится терпеть со стороны своих гостей, от краж, которые, как говорят, в последнее время стали повседневным явлением. Этому легко поверить в виду совершенного неимения некоторыми рабочими средств платить за квартиру и тепловое, потому что большая часть денег бывает издержана еще на месте приемки.
Повторяем, что крестьяне бывают, может быть, правы, когда употребляют весьма неблаговидные приемы для извлечения денег из кошелька своих богатых гостей, так как рабочие, идущие вперед на прииски делают тоже самое с ними.
Так вот какими условиями обставлено передвижение рабочих только из Иркутска. Но что сказать про людей, нанимаемых в Томской, Тобольской и Пермской губерниях? Ведь это уже будет переселение крестьян из Российских губерний. Это передвижение рабочего люда по Сибири хуже потому, что, во-первых, человек идет на работу, которая ему обеспечивается одним-двумя годами, в том случае, если он будет вести себя хорошо, будет здоровым, работящим и покорным до беспрекословности, до забитости. Переселенцы же идут с мыслью устроиться навсегда; во-вторых, рабочий, идущий на прииски, не может рассчитывать на разные льготы от платежа крестьянских и общественных повинностей, тогда как переселенец, быть может, только на это вначале и надеется.
Рабочий на пути встречает ненависть, переселенец может, по крайней мере, рассчитывать на пособия, и, в крайности, на поддержку правительства.
Переселенческий вопрос, теперь стал вопросом дня, его разбирают на все лады, делают в пользу переселенцев подписки (В приложении к №5 «Вост. Обозр» за 1889 г. в списке лиц пожертвовавших на пособие переселенцев на Амуре – видное место занимают пожертвования от К° промышленности (около 1400 руб.). Интересно было бы узнать, какие жертвы несет эта К° в отношении своих собственных переселенцев, достигающих 1000 чел. в год?.. Заслуживают ли они видного места на столбцах газеты?), устраивают балы, маскарады и т.п., а о рабочих никто не думает.
Неужели приисковый рабочий, доставивший своим потом и кровью средства к существованию многим сотням тысяч людей, не заслуживают внимания к своей судьбе? Как это напоминает русское общество, владевшее некогда крепостными и вместе с тем сочувственно агитировавшее против угнетения негров, или каких-нибудь дикарей на островах Тихого океана! Повидимому, нас более занимает казовая сторона какого-нибудь дела, чем сама суть жизни.
Нельзя, впрочем, обойти молчанием того, что в последнее время в правительственных сферах замечается некоторые движение в пользу приисковых рабочих, на что нам указывает проект правил о найме на частные золотые прииски. В этом проекте в примечании 4-м говорится: «при следовании рабочих на прииски и при возвращении с них местами не заселенными, золотопромышленник обязан выдавать рабочим на каждые 25 вер. (т.е. сутки, как будто бы человек может идти без дневок) 3 ф. доброкачественных ржаных сухарей, 0,25 ф. масла, 0,125 ф. соли и на 100 верст 0,125 ф. чая кирпичного».
Разбирая это примечание, мы замечаем, с одной стороны некоторые участие к судьбе идущих на прииски рабочих, а с другой некоторую неопределенность редакции этого примечания, которое легко перетолковать как угодно. Что должно разуметь, например, под словами незаселенное место? Если только те 300 вер., которыми отдаляются прииски витимской системы от села Витим, и прииски олекминской системы от села Нохтуя, то в результате получится не очень-то большое подспорье в экономии рабочего, а именно:
21 ф. сухарей, на сумму – 2 р. 4 к.
1,75 ф. масла, на сумму – 70 к.
0,875 ф. соли, на сумму – 10 к.
0,375 ф. чая, на сумму – 30 к.
Итого – 3 р. 14 к.
Другое дело было бы в том случае, когда это примечание распространилось бы на весь путь рабочего от места наемки… Этого, конечно, надо желать, так как рабочий не причем, если К° благоугодно нанимать их из отдаленных округов и губерний: если бы не приехали наниматели, то он, по всей вероятности, остался бы в деревне, что, конечно, было бы лучше и для него, и для общества.
Скажут: кто же рабочего толкает в петлю, пусть не нанимается, если находит это для себя неудобным. Ведь иногда рабочие (очень редко) сами идут на прииски для заработка! Мы думаем, что если крестьяне отдаленных губерний знали хорошенько, что их ждет, то без сомнения они не шли бы туда с такой охотой.
Но наниматель, разумеется, никогда не станет выставлять действительность в ее настоящем виде, наоборот он старается ее изукрасить яркими и привлекательными красками. А раз рабочий попал на прииск, он там сделался ее рабом навсегда. Вырваться могут только люди с характером, — слабый же человек гибнет безвозвратно.
Мы думаем, поэтому, что для края было бы великим благодеянием, если бы наемка производилась только на самых приисках из ранее зашедших людей, или же приходящий по своей воле, но отнюдь не пополнялось бы новым элементом из отдаленных округов. Этим могла быть приостановлена эпидемическая болезнь ухода крестьян на прииски, много бы выиграло земледелие, и наконец, уменьшился бы процент людей, праздношатающийся по тайге, спиртоносов и др. И в самом деле, что остается делать рабочему, зашедшему тайгу для заработка из Тобольской или другой губернии, когда его через месяц или два рассчитают, гонят с прииска иногда за самые незначительные провинки? Опоздал рабочий на работу, не исполнил какой-нибудь работы в точности как кажется смотрителю работ, нередко юноше – 15-18 лет (Штат служащих из недорослей уважается в особенности на больших приисках; такие служащие бессловесно, слепо исполняют волю старших, требовательны к рабочим, потому что сами не испытывали в жизни и не понимают, где рабочий просто хитрит, где он прав), предъявил рабочий иногда совершенно справедливые требования, попросил смены и т.д. – все это влечет безаппеляционный и немедленный отказ от работы, расчет.
Что остается делать, спрашиваем мы, рабочему, которому в довершении всех бед напишут на билет долг, с коим его никто не примет на работу, потому что всякий принявший его вновь, обязан прежде всего заплатить долг? Из этого положения только и возможен один выход – сделаться спиртоносом, или же работать у своего брата, какого-нибудь подрядчика по доставке лесных материалов, что практикуют рабочие очень часто.
Поэтому спиртносов, бродяг и других обитателей тайги, не принадлежащих к свободному населению, нужно рассматривать, как продукт тех же приисков, на который жаловаться могут менее всего крупные золотопромышленные К° и хозяева, так как в этом они более виноваты, чем кто либо.
И при всем том, не смотря на почти неограниченную власть приисковых управлений и владетельных компаний, с одной стороны, и пришибленность рабочих, с другой, нам нередко приходится слушать жалобы на совершенную распущенность этих последних, но никто не говорит о том, сколько пытки, горя, мучений и несправедливости таит в сердце своем рабочий человек. Это известно многим, близко стоящим к ним людям, но кто же из них захочет говорить о напастях рабочих, когда он знает очень хорошо, что за это сам подвергнется не меньшим наказаниям, лишению места, подозрению в неблагонамеренности и пр. и пр.?
Но мы должны перейти к изложению быта приисковых рабочих, т.е. к устройству казарм.
На больших приисках устраиваются обыкновенно большие корпуса, состоящие из нескольких отделений или казарма (2-5), общая длина которых бывает от 16-40 ар. при ширине 8 ар. Вышина казарм внутри 2,5-3 арш. Вместимость одного отделения казарм, поэтому, равна 192 куб. арш. = 7 куб. саж. воздуха. К внутренним стенам казарм, прикрепляются нары, на которых, при общей их длине в 20 ар., помещается 20 человек. Середина казарм = 24 кв. арш. остается нейтральной. В ней помещается. Обыкновенно, железная печка, на глинобитном фундаменте. Размер этого основания 6 кв. ар., так что между нарами остается проход в 1 арш.
В такой казарме рабочий свободно располагает 2 куб. арш. помещения и пользуется 110 куб. фут. воздуха, т.е. почти 0,75 куб. саж. Углы казарм, обыкновенно отдаются женатым людям, а холостой народ обыкновенно помещается в середине. По этому расположению рабочих холостых и женатых внутри казарм получается отношение как 4:1. Замечательно, что почти это же отношение сохраняется и для всей команды на приисках более или менее старых, обстроенных. Еще меньше бывает женщин на новых или небольших приисках – разрабатывающихся, где нередко число их упадет до 1,5-2 %. Понятное дело, следствием этого рода обстановки является разврат в самых широких размерах, чему может служить доказательством множество уголовных дел, иногда самого тяжелого свойства.
В архивах горных исправников найдется не мало таких дел, совершившихся, впрочем, на наших глазах и чудовищность которых могла бы поразить более или менее нравственных людей, и показаться даже необычайной для жителей городов, наиболее привычных к подобного рода явлениям.
Конечно, при изменении отношения между числом женатых и холостых разврат мало по малу сам собой уменьшился, а вместе с тем убавилось бы и число преступлений на приисках. Но этого невозможно ожидать при существующих порядках на приисках и способе передвижения; пробираться на прииск нелегко бывает и для одинокого человека, как это видно из предыдущего описания. Приисковые управления ставят первым условием при наемке рабочих, чтобы они не приводили с собой жен и семейств. Это делается в видах того, чтобы не затрудняться в постройке излишних помещений, а также избегнуть излишней заготовки съестных припасов, словом для упрощения дела; хотя те же управления приисков всегда сознают, что с женатым человеком дело иметь лучше, чем с холостым, потому что его можно удобнее согнуть в дугу и заставлять быть послушным, но тем не менее наниматели руководствуются только тем, чтобы нанять с женами столько человек, сколько бывает нужно женщин на приисках для домашнего обихода управляющих, служащих и отчасти рабочих.
Мерилом со стороны доверенных по отношению к нанимаемым женщинам бывает дородность, молодость и привлекательные черты, а не какие-нибудь нравственные качества. Мы знали таких доверенных, которые прежде всего спрашивают рабочего: а покажи-ка твою бабу, годится ли она еще? – и т.п.
На нужды рабочих менее всего обращается внимание, почему нередко бывает, что рабочие изнашивают свое белье без стирки, за неимением свободных женских рук, которые становятся совершенно недоступными для них по такой высокой цене; иногда бывает, что рабочие стирают белье и сами.
Отсутствие женщин на приисках, — или того хуже, — крайне незначительное их число, рассчитанное только на служащих лиц, производит деморализующее влияние на приисках. Искусственный целибат рабочих в продолжении нескольких месяцев делает то, что, вырвавшись с приисков, они необузданно предаются страстям, впадают в разврат. Известна всем характеристика золотопромышленных рабочих как населения развращенного, распутного. Но надо обратить внимание, от чего это происходит (Известно, что среди приисковых рабочих наиболее распространяется сифилис, он разносится в последствии по деревням. Прииски отличаются и развитием противоестественных пороков свойственных тому положению, где находятся они мужчины), какими лишениями, с одной стороны, на приисках и соблазнами, с другой, по выходу с приисков, окружен рабочий! Побывав на приисках, крестьянин перестает быть семьянином и редкий из рабочих сохраняет верность. Прииск – это могила семейного очага. Брошенные семьи и дети – вот что остается результатом холостой жизни рабочего на приисках.
Разврат рабочих, в свою очередь, является гибелью для них самих, рабочие соперничают, ведут борьбу из-за одиночных женщин, допущенных на прииски; каждый старается обольстить женщину, сделав ее любовницей, друге отбивают и т.д. Женщина в свою очередь окруженная соблазнами теряет честь, совесть. Прииск из женщины делает жертву рабочего темперамента и развращает ее в конец. Из-за одинокой женщины совершаются ссоры, драки, преступления (на приисках рассказывают про обычай «помочи»; это ужасный обычай: артель рабочих заманивает женщину, насилует, замучивает ее и она умирает от непосильных страданий; концы всегда бывают схоронены); женщина, идущая с рабочими на прииски, разделяет их беспутную жизнь и ничем не отличается от них в разврате; у приисковой женщины несколько любовников. По некоторым уголовным процессам видно, что такие женщины участвуют в преступлениях рабочих, в краже золота, в убийствах других приисковых. По возвращении с приисков женщина ушедщая на прииски от мужа, потеряна для семьи, как и мужчина. Все это происходит от того, что рабочих лишен возможности перевести сюда семью, сколько бы он лет ни работал на приисках. Отсутствие семейного быта, таким образом, есть язва приисков, довершающая их семейное падение. Только полное пренебрежение нуждами, грубое и не гуманное отношение к положению приискового рабочего могло создать такое запрещение для них; собственно золотопромышленники ничего бы не теряли от присутствия женщин и семей рабочих, так как само собой разумеется что рабочие оплачивали бы из содержание и прокармливали бы их.
За содержание жен и детей рабочие уплачивают золотопромышленникам по существующей таксе на припасы, так, что в отношении хозяева приисков не несут убытков, а напротив, получают известный процент на затраченный капитал.
Ясно, что в системе, существовавшей доселе, есть нечто анормальное, клонившееся к невыгоде обеих сторон, нечто недодуманное, нерасчетливое, как вообще во всем складе приисковой жизни.
Опубликовано в 1889 году.
Очерки современного состояния золотопромышленного дела на Олекминских и Витимских приисках. Часть 1