Фрагмент из описания экспедиции Я.П. Дуброва. Часть 6.

Мондинский караул (Мойгу тож).

«Меном» называется часть долины р. Иркута, на которой помещается не более 70 бурятских дворов; и выше и ниже этого места долина Иркута превращается в узкое ущелье и неудобна для жилья; куда бы не вздумалось выбраться из этой ямы, везде нужно перелезать через высокие горы». Так знаменитый путешественник Г.Н. Потанин определяет топографическое положение Мондинского караула; при этом, касательно названия местности, впадает в очень значительнуб ошибку совершенно не основательно называя караул «меном»; точно также ошибочно и замечание его, что будто бы название «мен» русские неправильно произносят, исказив его в «менд». Называя везде до сих пор караул этот «Мондами, монды», мы точно придерживались русского произношения названия этого караула. Сами же буряты, равно как и монголы, название местности караула называют не «монды», а тем более «менды», а «мойгу» (т.е. черемуха), что, наверно, известно и такому наблюдательному ученому, как Г.Н. Потанин; и мы положительно утверждаем, что собственного имени «мен», относящегося к этой местности, ученый не слышал и не мог слышать, так как его в действительности не существует.

Восстановим же действительное название караула. «Монды»- русское, как и Г.Н. Потанина «Мен» — неверно, мы теперь и забудем про них, а удержим подлинное местное название «Мойгу». Издавна караул такое свое название получил от имени скалы, стоящей у самого Иркута, на левом его берегу близ казачьих казарм; скала же носит название Мойгу-байса (байса-скала) и служит предметом священного почитания у бурят. В скале этой есть мышиные норы (хулганай нуху). Живущий здесь зверек этот, считается так же священным, и буряты собирают его помет и употребляют как лекарство; кроме этого близ подошвы скалы валяются конгломераты, их буряты собирают и хранят как талисман.

В отдаленнейшую историческую эпоху, в описываемой нами местности – «Мойгу» жили, как говорит предание, китайцы. Насколько верно это предание, мы не решаемся судить. Одно только лишь несомненно, что эта часть долины Иркута до прихода монголов была заселена каким-то народом, знакомым с каменными постройками, который исчезнув, оставил после себя остатки от этих построек в виде громадных куч камня с хорошо сохранившимися признаками круглой ограды. Кучи эти расположены на равнине правого берега р. Иркута и известны среди бурят под именем «китайских городищ».

Более же верные исторические сведения, хотя тоже устные, но вполне согласные с письменными памятниками, говорят, что с незапамятных времен и до прихода русских, Мойгу, как и вся долина реки Иркута, была в ведении монголов, подвластных Сайн-ноен-хана. Предание говорит, что в Мойгу были расположены только зимние кочевья части орды этого хана, кочевавшей летом по северо-западному берегу оз. Кубсгула, где теперь Хангинский курень, и верховьям р. Ури, — левого притока р. Иги. Есть и объяснение, почему урочище Мойгу было избрано под зимние кочевья – именно: топографическое положение местности, представляющее все выгоды для зимовки. Весь район нынешнего караула Мойгу, начиная от Шиле-дабана т.е. пограничной горы и вниз по р. Иркуту – о отмеченной уже нами равнины Шабартей, равно и по обеим берегам р. Иркута, не имеет широких равнин и загроможден отовсюду столпившимися отрогами Саянского хребта и Тункинских альп. Сравнительно большие площади – это на левом берегу Иркута, место, занятое под казармы, имеющее не более полуверсты ширины, и на правом берегу долина близ оз. Саган-Нур, тоже не шире первой. Остальное же пространство караула Мойгу, — все горы и горы, разной величины и очертаний, — ущелья, отроги, теснины, котловины – даже широких распадков нет, — одним словом Мойгу такое место, из которого, по меткому замечанию Г.Н. Потанина, «куда бы не вздумалось выбраться, везде нужно перелезать через высокие горы». Как ни где в другом месте тункинского края, здесь горы в беспорядке столпились и это потому, что Мойгу есть начало узла соединения Саянского хребта с Тункинскими альпами. Собственно прибрежья р. Иркута не представляют из себя удобств для заселения; ветер, вырываясь из ущелий, вечно завывает в распадке, служащим берегом Иркута. Тихой погоды почти никогда не бывает; напротив особенно весной и осенью, бури постоянные; эти же бури, зимой, до клочка и пылинки выдувают снег, не оставляя и признаков его. Зато по ущельям, в котловинах, по горным распадкам, падям – постоянное затишье; места эти вполне изолированы от зимних вьюг и буранов и представляют из себя дулан-гозар, как говорят буряты, т.е. теплое место; к тому же и лес под боком. Эти то удобства, защищенность горных распадков от зимних бурь, заставили номадов выкочевывать на зиму из берегов р. Ури и оз. Кубсгула, и прятаться в горных норах караула Мойгу. Таких удобств, как норы Мойгу непредставляет плоскогорье берегов озера Кубсгула, возвышающегося над уровнем моря на 5,000 фут (по Веньюкову). Место плоскогорья совершенно открытое, свободное для ничем не задерживаемого разгула зимних вьюг; к тому же оно заносится снегом, так что нет никаких удобств устраивать зимние стойбища. Вот те причины, в силу которых часть орды Сайн-ноен-хана предпочитала Мойгу для зимних своих кочевьев. Здесь ущелья защищали от ветра, а раздуваемый в прибрежьях Иркута снег, не закрывал подножного корма. Эти же причины заставляют теперь и бурят – не жить многолюдными улусами, а прятать свои юрточки как можно подальше в глубь ущелий, где тепло и уютно.

После занятия русскими всей долины р. Иркута, урочище Мойгу осталось пустым. Номады, оставшиеся верными подданству Сайн-ноин-хана, бросили свои зимние кочевья, а те из них, которые перешли в подданство России, нашими управителями края, в виду вероятности политических соображений, дабы не было перебежчиков, выселены были, по словам предания, в Торскую степь, где теперь степная дума – центр управления тункинскими бурятами. В замен выгнанных из своих кочевьев номадов, были присланы русские казаки, для жилья которых и соорудили деревянные казармы, что по левому берегу р. Иркута. Обязанность казаков была: а) охранять границу от вторжений орды Сайн-нен-хана и б) предупреждать случаи перебега номадов из наших пределов. Впоследствии, когда пограничные дела утишившись – урегулировались, — Бурнинским трактатом, заключенным Саввой Владиславичем Рагузинским с представителями от китайского императора, между которыми, как главный, был по преданию, Сайн-ноен-хан, была точно указана, определена и проведена граница, равно и урегулированы отношения между подданными обоих государств, было дозволено и бурятам селиться вдоль границы, начиная с Монды и дальше вниз на юго-запад. В тоже время, после этого трактата. Русское правительство, основывая вдоль монгольской границы, в разных пунктах ее, караулы, обязанные наблюдать за верностью исполнения статей договора, решилось укомплектовать малочисленный состав русской пограничной стражи, привлеченным к отбыванию этой службы и бурят, давно принявших подданство России и «окрепших на своих местах»; таковыми оказались номады кочующие в нынешнем Иркутском округе – в Идинском, Аларском и Балаганском ведомствах. Для этой цели, известное число бурят и было вызвано из поименованных местностей в пограничные караулы. Для русских казаков, как мы уже сказали, были выстроены казармы, буряты же должны были жить в юртах, вне казарм. Назначенные на пограничную постовую службу, буряты выкочевывали из своих мест вместе с семейством и скотом и окончательно водворялись на новом месте; только лишь редкие из них, отбыв сроки службы, шли назад в свои места. Таким образом, пришлыми из более или менее отдаленных кочевьев и заселились пограничные караулы и в частности Мойгу. Главная обязанность, как русских, так и бурят, поселившихся вдоль пограничной линии, была та же самая, но кроме военного осмотра границы, вменилось в обязанность наблюдение за провозом контрабанды, так как, в силу трактата, ни монголы, ни русские не могли вести между собой ни какой торговли и переходить, для каких бы то ни было надобностей черту границы.

Не безынтересно заглянуть в прошлое и узнать, как охранители границы вели свое дело; сделаем это – насколько позволяет место и будем кратки, так как это вопрос специального исследования.

Для торговых сношений вся монгольская границы была безусловно «заперта», переходить через нее ни под каким предлогом не мог. Эти строгие постановления служили неисчерпаемым источником дохода пограничной стражи. Кроме этого, права, предоставленные этой страже, давали ей возможность злоупотреблять своей властью до necplusultra. И теперь еще буряты, равно как и сами казаки, отбывающие когда-то постовую службу просто чудеса рассказывают об этом золотом времени с бесстыдством извращенной совести, открыто сожалея о минувшей «лохве». Во время «закрытия границы» торговля все-таки велась с монголами, но только с нелегального разрешения пограничной стражи, которая за это дозволение брала с торгующих половину барышей — в виде третьей части всего «выгоняемого» (скота) и «вывозимого» (масла, кожи), занимаясь грабежом и воровством скота у монголов, достаточно табуну было перейти за черту границы, чтобы казаки, «за нарушение правил» присвоили себе известную его часть: грабили казаки и бурят, изображая из себя начальство последних. Вообще пограничная стража была истинной разбойничьей грозой всей пограничной линии и оставила после себя самые тяжелые воспоминания; в некоторых из них напр. Т… К… и проч. буряты не могут без содрогания и вспомнить. Сотенные же командиры, приезжавшие для осмотра границы, в алчности на чужое не уступали казакам и заставляли прятаться номадов по самым укромным уголкам тайги, лишь бы избавиться от незаконных поборов… Но в конце шестидесятых годов караулы были упразднены, границы открылась для свободной торговли, и пограничные жители вздохнули свободней, сбросили со своих плеч тяжело давящую гору – казачество, которое в большинстве, к радости бурят, оставило караулы и выселилось частью в Шимки, а больше в Тунку; теперь же из всех этих «шоно» (волков – так буряты называли пограничных казаков) остался один только, совершенно обурятившийся, казак в Окинском карауле; в Мойгу же живут исключительно буряты.

Характер расселения мойгутских бурят чрезвычайно метко и правдиво очерчен нашим ученым, сказавшим последнее слово об этом крае.

Все зимние юрты стоят в одиночку, и к ним не проложены даже тропинки; все расселились по самым укромным уголкам распадков. Зимой – Мойгту производят впечатление какого-то вымершего поселка – видны лишь пустые, ободранные летние юрты, в которых вместо жителей хозяев, дико завывая, разгуливает вьюга, сердито врываясь в них через дымовые отверстия. Прибрежья р. Иркута наполняются жизнью только лишь летом, и то на короткое время – с мая до Сентября; с сентября же буряты вновь, как будто подверженные зимней спячке, оставляют загалуны (летники) и прячутся в горные норы.

Все жители Мойгу, 62 муж. И 57 жен., управляются одним выборным старшиной и в административном отношении делятся на две половины: «Деде мойгу и Додо мойгу» (верхняя и нижняя мойгу). Исходным пунктом деления служит скала Мойгу-байса; обе половины имеют своего особого Бошко (десятника); бошко есть как бы помощник старшины (Занги). Подати и всякие другие повинности, в размере от 12 до 15 руб. в год с души, вносят в степную думу, что в Торской степи. Исключая двух, Сайхана и Чалпана, все жители Мойгу сплошь беднота – скотоводство упало, ремесел нет никаких, промыслом рыбным не занимаются, звериным изредка, но не потому что нет зверя, а просто ленятся – будучи народом праздным, они почти за бесценок, именно за 15 руб. в месяц и при том с конем, нанимаются, в качестве работников, к купеческим торговым транспортам, отправляющимся в Монголию и проводят там время до Августа месяца, с Августа по Октябрь поступают в караульщики и пастухи скота алтайцев, а с Октября и по Апрель – или шляются по Монголии, или же занимаются перекупом белки, в массе добываемой бурятами Окинского караула. Причем, для этого торгового оборота, берут у купцов, в виде задатка, половинную часть платы, какая им будет следовать за будущее сопровождение транспортов. Есть у монговцев и своеобразный промысел – это воровство скота у скотогонов. Для этого промысла у них есть целая правильная организация. Воруют все – от мала до велика, мужчины и женщины. Наворованный скот убивают и прячут в самых отдаленных ледниках Саянского хребта так, что нет никакой возможности разыскать пропажу. Нечего говорить о том, что никто из корпорации воров не выдаст ни кого. Таким промыслом жители Мойгу добывают себе мясо чуть ли не на всю зиму; в общем кочевники Мойгу своим мошенничеством, воровством и нравственной испорченностью – превосходят всех бурят тункинского ведомства, зато и самые бедные.

В карауле Мойгу мы пробыли целые лишние сутки, благодаря суровой зиме и весенней бескормице, скот и лошади сильно истощали, так что мы с трудом могли нанять себе лошадей до Дархатского куреня, предлагали все скелетов, на которых, не то что ехать, даже смотреть было жалко. Из этого затруднительного положения вывел нас крестьянин Т., при торговом транспорте которого, были свободнее лошади, их то он и предложил нам так, что мы, к утру следующего дня, имели возможность снарядится в путь. На прощание с Мойгу и р. Иркутом скажем несколько слов об этой реке.

Об р. Иркут. У К. Риттера мы читаем: «выемку Иркута и продольную его долину можно считать первой, параллельно Байкальскому углублению долиной на севере. От этой реки Иркута получили название город и вся губерния. Начало свое берет она в Гурбинских горах Тункинского округа в озере Ильчирзане, имеющем не более трех верст длины и течет очень быстро по кремнистому руслу, прямо к востоку. Ниже, при ширине сорока саженей, Иркут усеян островами, лежащими между плодоносными, часто наводняемыми берегами. На берегах его живут преимущественно буряты. Шестью географическими милями (40 верст) ниже истока, Иркут принимает справа Тунку, по которой назван Тункинский острог, и еще несколько речек слева. Потом близ падения Иркута в Ангару у Смолянки в него впадает Ольха, вытекающая из узкой, северной гранитной прибрежной цепи, с северного склона ее, совершенно близ западной оконечности Байкала. Это последнее слово науки об Иркуте и его системе – не совсем точно; во-первых названо не верно озеро Ильчирзаном; — озеро это именуется Ильчир-Нур – (озеро посла). Длина его «не более трех верст», а от пяти до шести верст. Расположено оно на вершине Тункинских альп, — как раз на юг против караула Мойгу. Затем, вытекающая из западного конца озера река, не есть «начало Иркута», а только лишь один из рукавов его. Иркут же берет начало вовсе не из Гурьинских гор, — как говорит Георги, совсем не известных во всем Тункинском крае, в из вершины Саянского хребта, в точке его соединения с Тункинскими альпами, называемой «Ишунты». На этой вершине расположено озеро, тоже называемое Ишунты. С западного конца этого озера и берет начало р. Иркут, а ищ восточного р. Ока – по бурятски Аха. Обе эти речки в легендах известны как брат и сестра, причем «Аха» (Ока по-русскому произношению) старшая. Рукав р. Иркута, вытекающий из о. Ишунты следует считать главным, так как он длиннее и выше других. Приняв его за главный, т.е. за начало реки, перечислим и другие: а) на севере от оз. Ишунты и ниже его другое оз. Ирхун-нур, отделенное от первого небольшой гривой; из этого озера выпал рукав, называемый Саган-Ирху – белый Иркут, б) на север от возвышенности Нухун-даба (яма в горе), из вершины Саянского хребта, выпал горный ручей Хушин-Ирху – старый Иркут; в) параллельно с ним еще ручей – Харай-Ирху; г) с запада, параллельно с рукавом, идущим из оз. Ишунты, несколько ниже выпал еще один ручей Тыменык и д) и с юго-запада течет упомянутый уже нами ручей из оз. Эмжер-нур. Все эти четыре ручья с разными наименованиями сходятся у подошвы Нухун-дабана, называемой Бильчир, соединяются с главным рукавом, идущим с оз. Ишунты и, начиная от пункта соединения, получают общее название Ирхугол т.е. Иркут. Второе – у К. Риттера не только не перечислены притоки этой важно исторической реки (Монголы и буряты р. Иркут считают священной. По ней будто бы бурханы, сжалившись над бурятами, оторванными от монголов. Пришли в их кочевья и поселились по взгорьям Саяна, так пришел Буха-ноин, Алтан-шарга-ноин и другие), но и упомянутый один из них р. Тука, слишком уж близко придвинут к верховьям Иркута. Но перечислим сначала притоки Р. Иркута – считая от Бильчира, т.е. от соединения всех верховьев этой реки.

Правые притоки: от верховьев и не доходя до Туранского караула семи-восьми верст, что равняется пятидесяти слишком верстам, считая по прямой линии, Иркут течет плотно прижавшись правым своим берегом к скалистой подошве Саянского хребта и не принимает в себя ни одной реки, кроме безыменных горных ручейков; от Турана же – верстах в двух от него, в р. Иркут впадает: Хала-Угун, затем дальше; 1) Зангисан 1-й, 2) Зангисан 2-й, 3) Андрияшкин Горхон, 4) Тайтурки, 5) Курен, 6) Хорбяты, 7) Хара-угун, 8) Бо-горхон, 9) Улан-горхон, 10)Зон-Мурин, 11) Тибильти, 12) Быстрая, 13) Ильчи. Это до с. Култука. Дальше же течение р. Иркута мне хорошо не известно – поэтому я и обхожу его молчанием.

Левые притоки: 1) Шулу Сапшаша, 2) Шулай, 3) Борьто, 4) Ехе-Угунь, 5) Тунка, 6) Ахалык, 7) Еловка. Дальше от Торской степи притоки Иркута мне тоже достоверно неизвестны. Что же касается до р. Тунки, будто бы с шестью географическими милями (40 верст) ниже истока р. Иркута, впадающей в него, это значительная ошибка – от устья р. Тунки до истоков р. Иркута можно определить расстояние не в 40 верст, а в сто тридцать.

Сплавной рекой Иркут делается только от Тибильтинских порогов – называемых «семь домов». Иркут, даже в верховьях, очень рыбная река, в нем водятся: таймени, сиги, хариусы, щуки, линки, налимы, сорожина, окуни и другая мелкая рыба. В прибыль Иркут очень бурлив. Одна из подошв левого берега Иркута близ Монд содержит в себе россыпи вохры. Во время большой прибыли, течение Иркута захватывает залежи вохры, уносит их и, растворив, окрашивает свою воду. Суеверные буряты, приметив красную воду р. Иркута, объясняют это явление тем, что будто бы добрые духи, в борьбе с злыми, поранены и кровью своей окрасили священную реку.

Опубликовано в апреле 1884 года.

Фрагмент из описания экспедиции Я.П. Дуброва. Часть 1.

Фрагмент из описания экспедиции Я.П. Дуброва. Часть 2.

Фрагмент из описания экспедиции Я.П. Дуброва. Часть 3.

Фрагмент из описания экспедиции Я.П. Дуброва. Часть 4.

Фрагмент из описания экспедиции Я.П. Дуброва. Часть 5.

657

Видео

Нет Видео для отображения
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
.