Сообщение г. Ровинского о поездке его на Тунку и на Оку до Окинского караула. Часть 1.
Читано в общем собрании Сибирского отдела Императорского Русского Географического Общества 11-го декабря 1870 г.
Тунка представляет местность, которая всегда привлекала внимание путешественников. В новейшее время Радде, Шварц, Кастрен, Кропоткин, Пуцило, Поляков – все побывали там и все указывали на нее, как на пункт весьма важный в естественноисторическом, этнографическом и археологическом отношении.
В особенности заинтересовали г. Ровинского указания гг. Полякова, Пуцило и Кропоткина. Первые два указали существование близ Тунки древних могил, из которых они выкапывали человеческие черепа и целые скелеты с обломками разного рода посуды и других вещей, принадлежащих отдаленной древности, а на поверхности находили каменные наконечники стрел; а Кропоткин открыл на р. Оке, против Окинского караула, остатки каких-то пирамидальных построек из дикого камня. Указания эти, в глазах г. Ровинского, приобрели еще большую ценность тем, что в музее Отдела он увидел привезенные оттуда и их других мест каменные орудия, точно такие, какие ему удавалось видеть в музеях западной Европы, вынутые из сталактитовых пещер и брекчий Бельгии, Франции и Германии, из озерных построек Швейцарии, из торфяных болот Ирландии и северной Италии, из под наносов р. Сомы и из так называемых «кухонных остатков» — Дании – вместе с костями ископаемых животных, а иногда с костями человека.
Под влиянием такого рода указаний г. Ровинский, в конце сентября, отправился в Тунку, чтобы пока земля не замерзла, произвести раскопки предполагаемых там могил. Прибывши на место, г. Ровинский, прежде всего сделал наружный осмотр всей местности.
И вот к каким заключениям привел его этот наружный осмотр.
Вся местность представляет одно из расширений долины р. Иркута, образующее нечто в роде котловины, верст 40 вдоль и поперек. С северной стороны виднеются гольцы, с ранней осени покрывающиеся снегом, а с юга идет хребет пониже, за которым на очень далеком расстоянии, при ясной погоде, также белеются снежные гребни. С востока эта котловина замыкается не очень большими горами, идущими поперек русла Иркута, заставляя его здесь сузиться и сделать несколько крутых поворотов; к западу она постепенно суживается и доходит до с. Шимков. Против с. Тунки Иркут больше подается на юг; от северных гольцов текут в него р. Тунка, с целой сетью не больших притоков, а Ахалик; с юга течет не большая речка Зактуй. Здесь котловина эта имеет неибольшее расширение. Северная же часть представляет отдельную впадину, собственно р. Тунки, наполненную болотами и озерами, перерезанную мелкими протоками и ручьями, то впадающими в эти болота, то выходящими из них. Там-сям, почва умеренно возвышается, то в виде широких, плоских возвышений, на которых виднеются избы русских поселений или юрты бурят, а вдали лиственничный и еловый лес, то в виде отдельных круглых сопок, по бокам и у подножия которых рассыпаны груды камня, темно-коричневого цвета, ноздреватые, точно шлаки, по всем вероятностям куски лавы, указывающие на вулканическое происхождение холмов. На одном из них находится отверстие, как говорят, глубиной в 18 сажень, может быть остаток кратера. На скатах этих холмов, по свидетельству крестьян, самая урожайная земля. В размывах реки и в глубоких оврагах вы видите, что все возвышения состоят из песка, лежащего на каменном основании, а сверху покрытого слоем чернозема. Толщина этого верхнего черноземного слоя различна, но, во всяком случае, весьма не значительна, так что при малейшем углублении, вы достигаете чистого песка, который разносится потом ветром по всей поверхности, то подымаясь на поверхность и ложась новым слоем на более твердой черноземной покрышке холмов, засыпая при этом пашню, траву и остатки леса, то сбиваясь в них и наполняя целые овраги. В самом селении они засыпаю так, что ровняются с заборами и в местах открытых беспрестанно переносятся с одного места на другое: громоздятся в виде холмов или рассыпаются до совершенной плоскости. Эти подвижные холмы, образуемые ветром, нужно отличать от постоянных, когда-то образовавшихся водяной силой; последние, очень обширные и продолговатые, имеют все одно направление, совпадающее с направлением цепей долины. Они часто разделяются размывами, и тогда представляют наносы меньшей величины, в виде отдельных холмов, довольно правильной фигуры в виде параллелограммов или продолговатых четырехугольников, как бы сделанные человеческими руками, анне силами природы, что и дает некоторый повод принимать их за могильные насыпи. Но одинаковость их высоты с несомненно естественными буграми, одинаковость направления и правильность напластования, также совпадающая с ними, ясно указывают на одинаковость их происхождения действием одной и той же силы природы – воды. Водяные потоки поставили эти песчаные наносы и, отлагая на самом верху легчайшие частицы ила, положили почву для растительности, откуда, со временем, образовался слой чернозема, покрывшийся потом травой и лесом.
Топор и палы постепенно обнажили поверхность от леса, скотина между тем сбивала травяной покров, и еще больше стали раздирать его плуг или соха, а затем уже наступает работа ветра. Ударяя в готовую бороздку, он подтачивает верхний твердый слой, заставляет его в виде тонких навесов сваливаться вниз, потом работать дальше в ширь и глубь и переносной сыпучий песок готов.
Образование этих переносных песков не должно быть очень давнее, потому что оно не могло произойти только после истреблении леса, а остатки леса видны еще по ныне близ самих селений.
Перенеситесь назад в древность лет на сто с небольшим и вы в этих местах увидите только ничтожные бурятские кочевья, а на одном из холмов между Ахаликом и Иркутом ничтожный русский острожек с 70 солдатами и казаками, а под несколько хат, составлявших форштат. Кругом был лес, как только глаз окинет. Смотря на существующую по сию пору церковь во имя Святителя Николая, единственное здание, уцелевшее от времени того острожка, удивляешься толщине брусьев, из которых она построена (вершков 10 в поперечнике). Этот лес, по преданию, рубили тут же близ церкви, а теперь таких деревьев не найдешь на десятки верст от поселений. В 1772 г. для постройки на месте острога крепости лес возили уже за 4 версты. Так недавно и быстро совершилось обнажение этой местности. В некоторых местах видны следы новых построек и пашни.
Вот почему этим буграм сыпучего песка нельзя придавать большой древности.
Переходя от общего осмотра местности к более подробному осмотру ее деталей, г. Ровинский, в продолжение пяти недель, объехал все окрестности Тунки, присматриваясь к местности сам лично и расспрашивая местных жителей, нет ли там каких-нибудь признаков могил или каких-нибудь старинных зданий: ответы были отрицательные. Не доверяя однако наружному только осмотру, г. Ровинский сделал несколько раскопов на возвышенных и низких местах т.е. на самых буграх и в их оврагах, где только был какой-нибудь намек на искусственную насыпь. На высоких местах раскопки производились посредством перекрестных канав в глубину 1 сажень, и в низких на глубине 1,5 аршина выступала уже вода.
Ни вещей никаких, ни костей не попадалось. На буграх местами, тотчас под поверхностным слоем, попадались древесные угли и зола. Это, по объяснению крестьян, остатки ям, в которых сидели деготь. Кроме того нет ни малейших признаков. Чтобы бугры эти были созданы человеческими руками или чтобы в глубину их когда-нибудь проникал заступ.
Но на самой поверхности бугров, там, наносный псок сдуло, вместе с маленькими камушками находится множество глиняной посуды, котлов и чугунов, бляхи, или железные пластинки, служившие для починки железных же сосудов, гвозди, крючки, вилки, железные шлаки и медные сплавы и другие обломки орудий и утвари, по сию пору употребляемые бурятами. Тут же попадалось железное копьецо, медный наконечник стрелы и 7 каменных наконечников стрелы и 7 каменных наконечников стрел, в роде тех, какие уже имеются в Отделе из той же местности. Вместе с этими предметами попадаются и кости человеческие и скотские, большей частью разбитые и разбросанные, так что редкий череп попадает целый и всегда без нижней челюсти, остальных костей также не соберешь. Разрушение это постоянно продолжается и до ныне мальчиками пастухами. Когда череп не поддается ударам камня, тогда они раскладывают огонь и, прокаливши его порядочно, принимаются снова колотить и разбивают на мельчайшие части. Во многих местах вы встретите кучки закоптелых камней, так называемых тулуганов, на которых ставятся козлы для варева: это была или забава пастухов, или служили для жертвоприношений, которые по сию пору совершаются здесь бурятами. Кости и черепки попадаются также а оврагах или в размывах этих бугров. Там они лежат обыкновенно как бы собранные в кучу, что однако происходит естественным образом: по мере того как ветер выдувает песок снизу, верхние части сползают по откосу или наклонной плоскости и, дойдя до самого низу, или до какого-нибудь препятствия, останавливаются и собираются в кучу.
Находимые здесь черепа по форме лба представляют два типа: у одних лоб довольно прямой и темя почти плоское; у других лоб сильно подавшийся назад и темя значительно вздуто, а над переносьем и над бровями находятся выпуклости, чего у первых нет.
Первый тип, по его преобладанию между бурятами, можно назвать бурятским; а второй чисто монгольский, так как он чаще встречается в соседней части Монголии. Г. Ровинский собрал несколько нецелых черепов с бугра тотчас за р. Тункой, потом с бугров Мангутуева и Халая, верстах в 4-х и 5-ти от с. Тунки, близ бурятского улуса Хорлика, и один череп версты за две еще далее в лесу. К последнему привел его бурят, говоря, что это его дядя, умерший 20 лет назад, 70 лет от роду. Отыскивая сам, г. Ровинский, в тоже время, вызвал и других на поиски, и через несколько дней буряты, боявшиеся прикоснуться к кости, стали потаскивать черепа своих родных и чужих.
Больше всего из оказывалось близ Коймаров в лесу, в 10 вер. от с. Тунки, где живут буряты и куда они и поныне выносят своих покойников. Все эти черепа принадлежат современному поколению и от найденных на песчаных холмах отличаются свежестью: они еще сальны, желтоваты, а у некоторых во впадинах присохла верхняя кожица, тогда как первые необыкновенно чисты, белы и в изломах более ноздреваты. Так как наука интересуется не только отжившими типами, но и современными, то г. Ровинский взял 8 черепов с различных местностей и, по видимому различных типов.
Кроме вышеприведенной характеристики черепов, нужно заметить, что некоторые из них отличаются весьма не значительным развитием скул и меньшим преобладанием лица перед черепом. Один череп кроме того отличается не заросшим швом на лбу и плоскими передними зубами, в роде коренных; плоские передние зубы есть даже у одного черепа, что дает повод подозревать в этом особенность бурятского типа.
Различие между чисто монгольским и бурятским типом заставляет предполагать различное их происхождение. Не вошел ли в тип бурята элемент чуди (финского племени), об котором здесь так много преданий и никаких почти определенных, вещественных следов, подобно тому, как финские племена Европейской России – Меря, Мурома, Весь и др. постепенно бесследно поглотились славянским племенем, оставили после себя только одни географические названия, да, может быть, сообщивши наружному типу и характеру Северных Русских нечто отличающееся от Южных Руссов и от всех остальных славянских народов.
Этот, в высшей степени интересный, вопрос о происхождении местного типа может быть уяснен только более обширными краниологическими исследованиями и анализом местных наречий, по тому самому методу, какой применен к языкам индоевропейским.
И так, на первый раз, результаты археологических поисков г. Ровинский резюмировал следующим образом: 1) предполагаемых могил или каких-нибудь насыпей, сделанных человеческими руками, в Тунке и окрестностях ее нет и все бугры естественного образования; 2) кости и различные вещи находятся только на поверхности бугров, а если попадаются иногда в оврагах, то они сваливаются сюда вместе с песком вследствие раздувания бугров ветром и это совершилось в очень не давнее время; 3) черепа все совершенного бурятско-монгольского типа; 4) между различными вещами заслуживают особенного внимания каменные наконечники стрел, все похожие на подобные вещи, находимые в западной Европе, и относится к так называемому каменному периоду, к тому, следовательно, отдаленному времени, когда человечество не только не умело ковать железа, но и пользоваться другими попадающимися в самородках металлами.
При таком положении дела раскопки с специальной целью археологических разысканий напрасны, потому что не известно где копать: оставалось ожидать открытий случайных от поисков, которым должно было отдаться местное население, узнав что есть вещи не годные для употребления, за которые, однако, платят деньги и для отыскания которых все предпринимают отдельные путешествия. Купив несколько черепов и несколько простых камушков, в виде поощрения, и толкуя каждому, что собственно требуется, г. Ровинский решился ждать, пока молва разойдется в народе, а до тех пор предпринял поездку на Оку, куда влекли его указания Кропоткина и ходячее в народе предание о каких-то могилах, в которых «чукча сама себя подавила, чтобы не покоряться белому царю».
Как раз на кануне отъезда принесен был нефритовый топорик с Ахалика; это был первый плод разошедшейся в народе молвы, указавший, что есть вещи и есть надежда на приобретение. Поиски на Оке дали г. Ровинскому также одни отрицательные результаты.
На правом берегу р. Оки, начиная от впадения в нее Синцы, верст за 6 от караула, местность опускается четырьмя террасами, по направлению от С. к Ю. вдоль течения Оки, между горой руслом реки. На первой террасе (от Синцы), на второй и четвертой, находятся кучки камня, наложенные кругами в сажень и менее в диаметре, едва возвышающиеся над поверхностью и разбросанные без всякого порядка и симметрии. На остатки зданий здесь нет ни чего похожего; но что это могли быть могилы – очень вероятно; одно только было сомнительно, отсутствие всякого, хоть бы самого ничтожного, поднятия земли, что было бы неизбежно, если бы она была когда-нибудь копана. Не считая, однако, себя в праве ни об чем делать заключений без основательного исследования, г. Ровинский и здесь раскопал две таких кучки: одну на ровной поверхности четвертой террасы близ стоящих там двух казачьих изб, другую поодаль на бугре, имеющем вид параллелограмма и находящемся по середине впадины. Под наложенными сверху камнями был незначительный слой земли, за которым шел хрящ мелкий и крупный. Вырыто было более сажени в глубину; ничего не найдено и ни малейшего признака, чтобы туда когда-нибудь проникала человеческая рука.
Если действительно это остатки Чуди или Чукчи, как называют тамошние русские, и при том племя это было таково, каким изображает его народное предание – слабое, чтобы оказать сопротивление и прибегающее с отчаянья к самоубийству, то, конечно, этот народ не в состоянии был произвести что-нибудь больше того, как наложить на поверхности кучки камня в память ли умершего или в знак жертвенного места; ему не под силу было бы пробивать сплошной хрящ, который и теперь с трудом уступает усилиям человека, не смотря на то, что теперь есть более усовершенствованные орудия.
По возвращении с Оки, г. Р. пробыл в Тунке три недели, в продолжении которых знакомился с народным бытом, присматривался как к обыденной жизни, так и к разным обрядам и обычаям на свадьбах, похоронах, крестинах и на вечерках. В тоже время ему постоянно приносили различные старинные вещи, (перечень их будет в конце), между которыми самые интересные – вещи каменные, именно нефритовые топорики (всего 6) и обломок какого-то большого орудия, также из нефрита ярко-зеленого цвета и отчасти прозрачного. Представляя свои находки, г. Р. счет нужным, для освещения этого материала, сделать сравнение их с подобными же вещами, найденными в западной Европе.
За неимением под руками сочинений Тройона, Келлера, Штауба, Шмерлинга, Буше-де-Пертея и др., специально трактующих о каменном периоде и о предметах, найденных в озерах, болотах и пещерах, г. Р. показал серию изображений каменных орудий по соч. Ляйяля «Геологические доказательства древности человека» и Фигье «О древней культуре»: что наглядно дало понятие как прогрессировало человечество, постепенно совершенствуя свои орудия: первые орудия представляют едва оббитые кремни с узким концом, служившие вместо топоров, причем приходилось больше долбить, чем рассевать дерево; затем стали употреблять различные камни, обтачивая с низу, в роде широкого лезвия и, наконец, являются топоры из твердого камня, хорошо, даже изящно, отделанные и уже шлифованные. За этими шлифованными орудиями следует бронзовый период. Продолжительность каменного периода европейские палентологи и геологи считают тысячелетиями: начало его приурочивают ко времени, предшествовавшему образованию ледников: современниками человека в различные фазы этого периода они считают пещерного медведя, мамонта, сибирского носорога, гигантского быка и громадного северного оленя, а в конце его замечают уже прирученными собаку, овцу, козу, корову, свинью и др., даже последнюю фазу каменного периода они отодвигают от современности по крайней мере на 2000 лет.
Находимые в различных частях Сибири кости мамонтов и других ископаемых животных, нуждавшихся в более умеренном климате, чем каким она наделена в настоящее время, указывает на значительное изменение климата; одинаковое же распространение их как в Сибири, та и в Западной Европе, доказывает, что когда то климатические условия этих, так резко в настоящее время разнящихся стран, были одинаковы; а, наконец, сходство каменных орудий, одинаково находимых в Сибири и западной Европе, дает право замечать, что и там и тут человечество жило одновременно и стояло на одной и той же культурной ступени. В особенности топорики, найденные в Тунке, так похожи на швейцарские, вынутые из цюрихского и других озер, что невольно проводишь между ними аналогию и готов заключить, что между тем и другим населением была, если не связь, то значительная общность, вследствие однообразия естественных условий жизни. Предположение это еще более усиливается тем, что в западной Европе находят некоторые вещи из нефрита, минерала нигде там не открытого и покуда известного только в средней и восточной Азии; мы здесь в восточной Сибири, находим целые глыбы нефрита. Что все это значит? Какая связь между этими фактами? Вот вопросы, которые уже поставила западная наука и над разрешением которых работают замечательнейшие геологи, палеонтологи и археологи.
Расследование каменного периода дает возможность начинать историю человечества на несколько тысячелетий раньше, чем ее начинают европейские, греческие и др. предания, и притом не с теогонии и космогонии, а прямо с его обыденной жизни, со всей ее обстановкой; она прибавляет к истории человека несколько самых любопытных и самых верных страниц, давая нам в руки такие факты, которые большей частью ускользают от внимания бытописателей, передающих только имена, окруженные славой подвигов, которым нельзя поверить.
Здесь, впервые, в истории человека прилагается тот метод, которым пользуются точные науки, не допускающие никаких субъективных решений, строго держащиеся реальной почвы, все измеряя, взвешивая, вычисляя…
Период этот находится в руках натуралистов – геолога и палеонтолога, и через то историческая наука здесь впервые становится на реальную почву и приходит в связь с естественными науками.
Сто касается каменных орудий, найденных в Тунке, то г. Равинский относит их к тому отделу каменного периода, который предшествовал употреблению бронзы или меди. На это наводит совершенное сходство из с орудиями, вынутыми из озерных построек Швейцарии, в которых, хоть изредка, попадаются уже и бронзовые орудия. Но здесь вопрос еще усложняется. В западной Европе эти вещи находят под значительным слоем наносов или различных материальных напластований, в глубине озер под слоем ила, в болотах под пластами, в пещерах вместе с костями ископаемых животных, а иногда и человека; в Тунке же все они найдены на поверхности, образовавшейся не слишком давно, следовательно их употребление здесь также недавно. Есть положительные свидетельства, что в половине прошлого столетия корейцы употребляли каменные топоры. Наши первые путешественники видели их в употреблении тунгусов, чукчей, камчадалов и др. сибирских народов.
Что орудия эти употреблялись недавно, это не подлежит никакому сомнению, но произведение ли они того самого поколения, которое их употребляло, или наследие поколения предшествующего? И была ли непрерывная связь в передаче их от одного древнейшего поколения до последнего, переставшего уже нуждаться в них, или после некоторого перерыва одно из последующий поколений нашло их на месте своего поселения и воспользовалось как случайной находкой и, может быть, произведение их приписывало каким-нибудь сверхъестественным существам, подобно тому, как в настоящее время все эти вещи у бурят ирусских известны под именем громовых стрел, хотя бы они вовсе не имели и вида стрел?
При том ничтожном количестве находок, каким обладаем мы, и можно сказать при совершенном отсутствии исследований, дать какой-нибудь положительный ответ на подобные вопросы было бы крайне поспешно. В видах будущих изысканий, следует только заметить, что решению вопроса о каменном периоде, должны предшествовать возможно большее собрание каменных орудий, с точным описанием где и при каких обстоятельствах они найдены, и геологическое исследование той местности.
И у нас, как на западе, первые страницы в истории человечества должны быть наполнены рукой геолога-палеонтолога.
Каменные топорики доставленные г. Ровинскому местными жителями, которые имели их у себя уже давно, так что нельзя было с точностью разузнать обстоятельства сопровождающие находку. Все они найдены не на песках, а на пашне или в лесу, при том об некоторых положительно известно, что они выкопаны. Если геологи определят приблизительно, сколько требовалось времени для образования слоя земли, под каким находятся каменные орудия, то, конечно, мы узнаем приблизительно, к какому времени относятся сами орудия. Геогностический анализ почвы укажет каким путем образовался верхний черноземный слой земли: из осадков водного бассейна, из болотистых трав или из остатков леса, или, может быть, в образовании его действовали последовательно все три причины. Может быть, это было когда-то огромное озеро, в подтверждение чего есть весьма много фактов; нынешние холмы и возвышения представляли в нем отмели, на которых могли быть озерные постройки, открываемые в настоящее время в целом свете.
Геродот рассказывает о фракийском племени, жившем за 520 лет до Р.Х. на небольшом горном озере Прасиас, в горах Пеонии, части нынешней Румелии. Он говорит, что жилища их были построены на платформах, поддерживаемых сваями над уровнем озера и соединялись с берегом узким помостом той же конструкции. В случае нападения неприятеля, помост уничтожался и сообщение с берегом производилось на лодках. Это племя, благодаря такому положению, отбилось от нападений Ксеркса и сохранило свою независимость во время всех нападений Персов. Остатки этих жилищ открыты в новейшее время Девилем.
«Озерные жилища Швейцарии, говорит Ляйель, кажется, в первый раз обратили на себя внимание в очень сухую зиму в 1853 на 1854 г., когда реки и озера достигли самого низшего, когда либо замеченного, уровня и когда жители Мейлена, на Цюрихском озере, решились поднять поверхность известного пространства земли и обратить его в поле, навозивши на него грязи с вычерпанной из соседней мелкой части озера. При этом вычерпывании они нашли деревянные сваи, глубоко погруженные в дно озера и между ними много молотков, топоров и орудий. Все предметы относились к каменной эпохе, кроме двух: браслета из латунной проволоки и небольшого бронзового топора.
Остатки озерных жилищ Швейцарии с незапамятных времен очутились под водой и потому в продолжение многих веков не были известны человечеству.
Тунскинская же котловина еще в доисторические времена представляет уже местность не занятую водой, и потому прикочевавшее на нее новое население легко могло находить остатки жилищ и пользоваться тем, что находило для себя пригодным. Мы можем безошибочно принять, что еще в недавнее время человечество употребляло каменные орудия, но не имеем данных для доказательства, чтобы эти орудия ими же были и сделаны. Против же этого имеются довольно основательные соображения: во 1-х, производство их так трудно и дорого, что самой ценой приобретенное подобное же железное ли медное орудие обойдется несравненно дешевле и будет пригоднее; во 2-х, они так искусно сделаны, что должно предположить существование специального каменного производства, что могло быть вызвано только крайней нуждой, т.е. совершенным отсутствием металлического производства или потребностью роскоши: но ни того ни другого обстоятельства мы здесь не находим.
Трудно также допустить, чтобы здесь существовала постоянная преемственность различных поколений, т.е. чтобы одно поколение завещало другому свою культуру непосредственной передачей. Вся история этой части Азии указывает на сильные перевороты, сопровождающиеся совершенным истреблением или прогнанием одного племени другим; история и предания помнят здесь постоянную перетасовку племен. Так, чистые Монголы, Калмыыки очутились за Каспийским морем, а тюркское племя из западной Азии отбросилось в нынешнюю Якутскую область.
Как только может помнить история, человечество здесь действует как то стихийно, сплошной массой, грубой силой, все сталкивая с места и разрушая, и ничего вновь не создавая.
Углубляясь больше в древность, за этими разрушительными поколениями, вы видите и одно поколение более культурное, от которого остались только немногие следы: там признаки дороги, искусно высеченной через скалы, там следы пашни, там остатки каких то построек и различные металлические вещи, находимые на значительной глубине в земле: при этом ни одного воспоминания.
Если бы между поколениями, сменявшими одно другое, была хоть какая-нибудь связь и преемственность, то не исчезали бы они так бесследно и безызвестно. Какая же могла быть связь и преемственность между поколениями каменного периода и последующими поколениями, употреблявшими оставшиеся после него каменные орудия?
Последующие поколения находили эти вещи и пользовались ими, как важной случайной находкой, все равно, как в настоящее время находим их мы и пользуемся по своему. Такое отношение не есть еще продолжение каменного периода, который, может быть, в здешних местах был продолжительнее, чем в Западной Европе, но во всяком случае не на столько, чтоб его знала история. Есть, впрочем, один исторический документ, который дает некоторые данные для решения этого вопроса – это китайская энциклопедия императора Канг-Чи, начавшего царствовать в 1662 г. В ней, под рубрикой «Громовые камни», читаем следующее: «форма и существо громовых камней разнообразны, смотря по месту. Кочующие монголы, как по берегам Восточного Моря, так и в соседстве с Шамо, употребляют их, как медь и сталь. Некоторые из этих камней имеют форму топора, другие – ножа, и некоторые сделаны на подобие молотка. Эти громовые камни бываю различного цвета: одни черноватые, другие зеленоватые. Громовые камни суть металлы, камни и голыши, который громовой огонь видоизменяет, разбивая их внезапно и соединяя неразрывно различные вещества. В некоторых из этих камней ясно заметно стеклование». Там же есть и другое указание: «Племя Нан-чью-фу, в южном Китае, находит в горах и между скал, которые его окружают, один тяжелый камень до того твердый, что из него делают топоры и другие инструменты».
Противоречие этих двух сведений несколько затемняет вопрос. В одном месте ученый император говорит о готовых каменных орудиях, которые употребляли монголы, а в другом приписывает одному племени и производство их. Но уже одно то, что в то время масса приписывала этим орудиям громовое происхождение, указывает на отсутствие в народе сознания, что они были сделаны людьми: поэтому второе сведение не есть ли только догадка императора, а не передача действительного факта. В пользу этого мнения говорит то обстоятельство, что решительно везде в восточной Азии происхождение каменных орудий приписывается не людям, а сверхестественным силам, у монголов, у всех сибирских инородцев и у японцев. Последние называют их rai-fu-seki – громовые стрелы, или Tegu-muscari – военные секиры Тенгу (стража небес). Находки каменных орудий в Сибири очень недавны и малочисленны; но они успели обратить на себя внимание западных ученых (Е.Б. Тайлор пользовался указаниями на здешние места у Крашенинникова, Эрмана и Сарычева), ожидающих от нас новых более важных открытий, от которых будет зависить решение многих вопросов в истории каменного периода. Инициатива этого дела, конечно, больше всего приличествует Сибирскому Отделу, который до сих пор и сделал кое-что. Самая плодотворная в этом отношении была, кажется, экспедиция Туруханская; кроме того, много доставлено горными инженерами и другими лицами, исследовавшими различные местности в геологическом отношении. Но, по мнению г. Р., на некоторые местности следует обратить особое внимание, и одной из таких местностей он считает Тунку. Г.Р. уверен, что жители Тунки теперь настолько заинтересовались отысканием различных древностей, что уже не будут бросать их, а станут непременно подбирать, чтобы сбыть кому-нибудь; если Отдел будет иметь там своего миссионера, то он наверное соберет множество весьма любопытных вещей; не нужно только откладывать дела в долгий ящик.
Кроме вещей, находимых на поверхности, по всей вероятности, многие находятся в глубине земли: в прошлом году на дворе купца Курбатова рыли колодец и на 6-1 сажени нашли бревно, обделанное человеческой рукой. Может быть, под пластом наносов или торфа найдутся вещи более древнего периода. Правильные раскопки здесь, конечно, не возможны; но вещи могут находить при рытье колодезей, погребов, канав и т.п., нужно только, чтобы был человек, который жил бы на месте, за всем следил и всегда был готов принимать находимые вещи.
Опубликовано в марте 1870 года.
Сообщение г. Ровинского о поездке его на Тунку и на Оку до Окинского караула. Часть 2.