Из письма об Ангарском плавании.
Река Ангара перед последним порогом 29 августа 1875 года.
«наша миссия почти кончилась; сегодня мы, наконец, доцарапаемся до последней зарубы (ангарское выражение) великолепной вашей Ангары, которая так глубока, что самым мелким ее местам позавидовали бы наши шевелящиеся уже жизнью – Волги, Днепры, Двины и т.д. Я, как художник в душе, любуюсь дивной Ангарой без устали с самого того момента, как мы отвалили от троицкого перевоза, с того момента, с того момента как туман поднялся и открыл набережную вашего Иркутска, с того момента, как мы, плаватели, последний раз перекрестились на иркутские церкви… Теперь уже прошло полтора месяца, как мы плывем по широкой и глубокой Ангаре и все таки не можем досыта налюбоваться, — до того разнообразны ее берега, их характер, до того игриво разбросаны ее бесчисленные острова – до того поэтично несутся и гудят ее седые пороги. Но об красотах Ангары довольно, их никогда не передашь пером, — лучше поговорю с вами о деле, т.е. о пригодности реки к судоходству. Мы с баронов Аминовым тщательно измеряем длину каждого порога; все время, в которое проплывали все эти Падуны, Долгие, Шаманские и прочие пороги; нашли, что саамы быстрый порог имеет движение в час только до 16 верст – это именно Падун; Шаманский до 14 верст; Пьяный до 13, — все же остальные и того меньше. Следовательно современная машина может осилить быстроту порогов. Некоторые их них до того глубоки с начала до конца (как напр. Долгий, Шаманский), что по ним могут ходить пароходы взад и вперед без всякого их улучшения; другие же мелки, или, вследствие разбросанных валунов и плит, сделались извилисты настолько, что пароходу подниматься по ним вверх будет несколько рискованно. Но мое убеждение таково, что если бы знать пороги также хорошо, как знают их некоторые вожаки и если бы управлять сильным пароходом (не более 75, много 100 фут. длины), то и теперь такой пароход поднялся бы по всем порогам, перескочил бы через все шиверы и быки, лишь бы только он не сидел в воде более 3 фут (для речного парохода такая посадка более чем роскошна – наши пассажирские пароходы по Волге часто не сидят и 3-х четвертей). Страх, поселившийся в торговом мире относительно ужасов на порогах объясняется главным образом нелепым, неуклюжим павозком. Эта тяжелая черепаха без весел (нельзя же назвать веслами пару тяжелых бревен, которыми приводят в движение корову – павозок) и без ветрил, носимая по быстрой Ангаре положительно по воле судеб, конечно и должна была биться и топиться в мелководных, каменистых порогах и шиверах. Вторая причина мертвой деятельности по Ангаре – это убожество духа здешнего населения, отсутствие всякой энергии и борьбы с окружающими условиями. Поверите – ли, что здешние жители положительно находятся под игом зверей, в роде медведя, с которым так славно справляются наши вологжане, архангельцы, даже северные, сибирские же тунгусы; ангарцы же боятся даже и свой скот в продолжении всего лета выгонять на подножный корм и он чахнет у них под носом, против бедных, покривленных на бок хижин. А леса сколько хотите, — кругом; жители покоятся в бездействии и не огораживают себя от зверя крепкой поскотиной, не могут очистить для своего скота хоть какого-нибудь выгона. Где уж таким пришибленным думать о борьбе с быстрой Ангарой? Она была только под силу в старину удалым выходцам из России, а не теперешнему бурятскому и тунгусскому порождению. В былое время богатыри наши ходили вниз и вверх по Ангаре и не ради хвастовства писали те люди скалах последнего Похмельного порога, красной краской слово «Богатырь». Те действительно были удальцы. Старики вожаки рассказывали мне некоторые предания о тех приемах, которые употреблялись в старину при подъемах в порогах и шиверах. Признаюсь, — то были приемы каких-то титанов, не знавших преград своим замыслам. Например устанавливали ворот версты на две выше шиверы, против ее борозды и таким образом поднимали свое судно. Жители и до сих пор называют, в памяти тех железных людей, столбы Похмельного порога богатырями. Старики помнят еще признаки надписи.
В настоящую минуту сажусь доканчивать это письмо, уже плывя по Енисею, встретившему нас проливным дождем. Темная туча заволокла устье чудной Ангары, — словно ревнует. Енисей – изукрасился сам ясной зорькой, сизыми тонкими облачками, а ту совсем закрыл.
Не знаю, что ждет Ангару в будущем, а теперь все пока мертво, все умерло – живут только изодранные клочки преданий минувших, лучших дней. Даже вожаки у нас были все старики, молодых очень мало. «Некого водить теперь, говорят в голос, вожаки; мы когда учились у наших стариков, так была работа тогда, — а теперь что? Ваша лодка, — четвертое судно за все лето». По моему, так и при нынешнем состоянии порогов один только Падун не проходим для судна с грузом, а потому следовало бы иметь две линии пароходов – одну до Падуна, а другая, приняв груз, везла бы его до Енисея, через все остальные пороги. Надо только чтоб пароходы были не очень велики и очень сильны, и будут тогда они летать взад и вперед по широкой и глубокой Ангаре. Течение ее сильно, до 10-ти верст в час, только до порогов, за Шаманским же порогом Ангара, словно утомившись, идет все тише и тише, и только перед принятием Енисея опять как будто оживает и опять несется, но все же не так быстро, как в верхних своих пределах. Все ужасы о порогах почти не существуют: такое мнение, более чем прикрашенное, могло составиться только у уснувшего народа, у заброшенного человека, не видавшего на божьем свете действительных страстей. При теперешнем состоянии Ангары, бедным и запуганным ее жителям совершенно не понятна правдивая наша пословица: «на людях и смерть красна». И действительно – удаль может развиться и укрепиться только при соревновании, при соперничестве, а какое тут соперничество, коли каждый, далее своей хаты, ни чего не видел? Бывали случаи, что вожаки – старики боялись согласиться с нашим желанием бросить кошку в какой-нибудь несчастной шивере или в подпорожице; говорили: «кошка здесь ни каким образом не удержит! Бичева лопнет! А нас понесет Бог знает куда! Нельзя будет управиться и выплыть настоящей дорогой». Но кошка бросалась, лодка, бывало, быстро опишет дугу, вздрогнет на бичеве и река, к удивлению и ужасу вожаков зашумит и замелькает по обеим сторонам лодки. Мы бросаем лот, а вожаки только дивятся да покачивают своими седыми головами. Футшток моего изобретения отслужил нам как нельзя лучше. Он прочертил нам все ангарские ужасы и только раз сломался в большом улове Долгого порога, который между прочим, считается чуть ли не в 15 вер. длины, а по нашим измерениям и взглядам оказывается не много более версты. Этот порог утомил и наш лот – его вырвало из рук метателя и чуть самого его не вытянуло из лодки. Лот попал в трещину между камнями.
Вот вам беглый взгляд на степень серьезности и значения ангарских порогов. Завтра думаем попасть в Енисейск – сдать лодку и завтра же ехать в Красноярск.
Забыл вам еще сказать, что мы, взявши за правило не оставлять за собой ничего, могущего так или иначе разрешить вопрос о плавании по Ангаре и не видевши еще сами порогов, учинили изыскания и в задуманном нами перевале на Илим 10 дней провели в тайге, перевалились с Видима на приток Илима – на Ирек, — пронивелировали верст 25 и коли не жалеть денег, то водное сообщение через низкий хребет будет возможно; но ознакомясь поближе с порогами, мы увидели, что такая работа совершенно не нужна. Два главных порога: Падун и Шаманский отлично обходятся лугами, а все другие пороги требуют только опытных и знающих свое дело лоцманов, которые совершенно уже изводятся; новых же не зарождается, — нет на них спроса. В одной деревне, в старинной часовне, на сосновой дверке, я отыскал грамоту, приклеенную задней своей сторонкой; передняя ее сторонка гласила, что около половины прошедшего столетия существовали лоцмана по всем порогам, избранные самим правительством. Поименованные там фамилии и до сих пор считаются вожаками и водят суда. От самой Едармы и до сегодняшнего полудня, мы не видели солнца – все шли дожди и ненастья, так что по всей енисейской губернии я мог взять одну только полуденную высоту. Примите и проч. О. Чалеев.»
Приводим обещанный нами аттестат, данный г. Пашковскому исследователями р. Ангары.
Енисейск 30 августа 1875 г. Сопровождающий нас в плавании по реке Ангаре ремесленный голова Николай Александрович Пашковский, знанием всех препятствий, существующих по вышесказанной реке, как то: порогов, шивер, быков, кармагулов, мелей и проч., был очень полезен нам и много способствовал исполнению возложенного на нас дела при изучении порогов и других неровностей речного дна. Его стараниями мы имели всегда хороших вожаков, — умевших, до спуска еще по порогам и шиверам, объяснить нам, какого рода затруднения найдем мы в предстоящей зарубе. Значительная часть реки с шиверами, кармагулами и быками была проплыта нами без всяких вожаков. Сам Пашковский вел нас и указывал препятствия безопасному спуску судов. Случалось нам, при его опытности, спускаться в быках и в позднее, почти уже в ночное время, и вообще считаем своим долгом благодарить его за готовность, с которой он взялся сопутствовать нам и за взятие на себя многих трудов, неизбежных при плавании на большой и малонаселенной реке, при снабжении лодки разными материалами и ее команды пищей. Лейтенант Чалеев, Инженер Барон Аминов.
Опубликовано 28 сентября 1875 года.