По селам и весям Приангарья. Усолье.

Среди «сел и весей Приангарья» первое место, несомненно, принадлежит Усолью. Пятитысячное население, обширный солеваренный завод, ряд построек чисто городского типа, магазины, базар, — все это придает Усолью вид небольшого уездного города. Усолье является как бы преддверием Иркутска; в Усолье вы чувствуете, что приближаетесь к бойкому, торгово-промышленному и культурному центру. Здесь вы ясно видите, как резко изменяется физиономия села или города, как только в них оседает то или другое, более или менее широкое, промышленное предприятие. В самом деле, в Усолье все тяготеет к солеваренному заводу, все так или иначе, прямо или косвенно, вызвано и обусловлено существованием этого завода. Неудивительно, поэтому, что судьбы завода имеют важное значение для самого Усолья и его обывателей. Понятно также, почему усольцы так тревожно были настроены в начале нынешнего года, когда в Иркутске решалось, кому быть хозяином завода, а, стало быть, и косвенным хозяином и патроном всего Усолья. Усольцы надеялись, что все останется по-старому, и они от души желали этого, так как на старое они ни в чем не могли пожаловаться; кроме того, как мы знаем, старое хорошо уже тем, что оно известно. Но надежды усольцев были разбиты. Возвратился старый, забытый хозяин – казна. Прежде и казна была тароватым хозяином, но теперь она стала поприжимистее и зорче следить за своим добром. Впрочем, что даст заводу и Усолью новое казенное управление, — это мы увидим позже, а теперь как раз вовремя будет спросить, что дали заводу и Усолью прежние хозяева? К тому же, второй – меньший – участок усольского (официально называемого Иркутским) завода и по настоящее время пребывает в арендном пользовании частного лица. При этом участке содержатся минеральные ванны, которые имеют свой интерес для многих жителей Иркутска и прилежащих местностей. В Усолье казенное управление воцарилось еще так недавно, что следы и плоды недавнего прошлого сохранились во всей своей свежести, и даже, может быть, они теперь виднее, чем прежде; кроме того, второй участок завода, как мы только сказали, продолжает состоять в арендном пользовании и служит, таким образом, живой характеристикой арендного хозяйства. Но прежде чем познакомить вас с солеварнями, арендуемыми г-жей Поротовой, позвольте мне сказать несколько слов о том, что в настоящее время особенно тревожит и беспокоит коренных обывателей Усолья.

Дело в том, что особенное оживление придавали Усолью в прежние годы летние посетители, поставляемые почти исключительно Иркутском. Многие приезжали сюда с лечебными целями, большинство же просто для того. Чтобы весело провести время. Вокруг большого каменного дома создавалась какая-то знойная атмосфера. Благодаря этой атмосфере, больные лечились охотнее, а здоровые не скупились на свое время и подолгу заживались в Усолье. Случались такие годы, когда Усолье буквально битком было набито иркутскими посетителями и дачниками. Квартиры были страшно дороги (за небольшую комнату платили 15-20 руб.), жизненные продукты – также. Усольцы весело потирали руки и любовно посматривали на иркутян, которые всеми силами старались проводит время как можно веселее. Красиво горели фейерверки, задорно гремела музыка; завистливо прислушивались рабочие, запертые на ночь в варницах, к барскому веселью, звонко свистал пароход «Сокол» и повозил все новых и новых счастливцев. А что делалось в жиденьких лесах, окружающих Усолье! Сколько там было произнесено «слов любви», как часто там можно было подслушать «робкое дыханье»! В них только одного не доставало – «трелей соловья». О коварный соловей, зачем, зачем ты обидел сибирские леса и рощи! Может быть, если бы ты был здесь, в любви сибирских дев было бы больше поэзии. Привольно жилось усольцам при прежнем хозяине; зимой они отдыхали, а летом загребали бешенные деньги веселых иркутян. И вдруг все это рухнуло; простые материальные комбинации разрушили усольскую гармонию интересов; они унесли то, что было центром всего. И вот от всего старого приволья остались усольцам только столбы, с которых в былые времена спускались фейерверки. «И неужели больше ничего? никакого полезного для потомком монумента?» — спрашиваете вы. «Нет», — печально отвечают вам усольцы, больше ничего, — вот только столбы, да разве еще светлые воспоминания. И затем они со вздохом замечают: «что теперь станется с нашими домами? Все нынешнее лето они простояли пустыми!». И действительно, прошлое лето было усольцев летом разочарования и гнетущей тоски.

Но оставим усольцам их печаль и слезы, и с живыми еще воспоминаниями о фейерверках, музыке лесных пикниках, вступим прямо в один из кругов Дантового ада. Не бойтесь, это вовсе не так далеко одно от другого. Мы сделаем всего несколько шагов и заглянем в соляные варницы, арендуемые г-жей Поротовой. Вот мы прошли мимо небольшой деревянной башенки; в ней помещается колодезь, из которого выкачивают рассол. Вот над нашими головами тянутся деревянные желоба, по которым протекает к градирням только что полученный, насыщенный раствор; из рассохшихся и дырявых желобов просачиваются и падают на землю густые капли рассола. Вот мы перешагнули через желоб, по которому протекает к варницам рассол, уже насыщенный в градирнях; мы заглядываем в желоб и видим, что он наполнен человеческими экскрементами, через которые с трудом пробивается тоненькая струйка рассола, — но здесь не нужно быть брезгливым. Вот мы и в варнице. Вы тревожно оглядываете стены и потолок; вам кажется, что они настолько ветхи и до того изгнили, что сию минуту упадут на вашу голову. Рабочий, вооруженный длинным крючком (похожим на те, которые, как рисуют на картинках, употребляются чертями в аду), останавливается перед вами.

— Что, господин, опасаетесь как бы ваша варница не рухнула? И то сказать, подпирали мы ее со всех сторон да, наконец, плюнули. Все равно, не сегодня – завтра развалится и придавит всех нас, каторжная! Это уж верно, что придавит.

— Ничего, еще мало-мало послужит, — успокаивает вас другой рабочий. Он успел уже зацепить своим крюком огромное бревно («ялтыш») и повлек его в какую-то «гиену огненную». Вы идете вслед за ним и входите в саму варницу. Жара, страшная жара, градусов в 80; едкий дым ест вам глаза, воздух, насыщенный паром. Захватывает ваше дыхание.

— Позвольте-с, господин, я отворю окошечко, посветлее-с будет. Услужливый рабочий отворяет где-то с боку небольшое оконце; слабый свет проникает в окружающую тьму. Вы различаете огромный железный лист с невысокими краями; в нем клокочет соляной раствор, покрытый бурой пеной; под ним зияют две большие печи, в которых сгорает одновременно почти пол сажени дров. С боку расположены глубокие закрома, куда складывается соль для просушки. Вы спешите скорее вырваться на свежий воздух; вы пробыли в варнице всего несколько минут, но платье ваше успело сильно накалиться и жжет вам тело, в горле страшно першит, глаза совсем разъело дымом.

— С непривычки трудно здесь, замечает сопровождающий нас рабочий. Затем он рассказывает вам, как выбирается выварочная соль. Несколько человек вооружаются длинными скребками, надевают на ноги деревянные колодки и входят в тот саамы плоский железный чан, в котором мы только что видели кипящий рассол. Им приходится долго и безостановочно работать в высокой температуре.

— А больница у вас имеется? – спрашиваете вы.

— Да вот она, иронически указывает рабочий на небольшой каменный домик. Да что с ней толку! Хоша фершал и полагается, да так собственно, для блезиру. Никто из наших не лечится (К слову о больнице. Покойный М.Я. Писарев, лечившийся в Усолье во время своей последней болезни, потребовал из больнички при солеварнях г-жи Поротовой несколько простых, но необходимых для него медикаментов. Их, конечно, ему доставили, но они оказались совершенно негодными, и ему пришлось выбросить их за окно).

Вообще, Усолье до нынешнего лета было лишено почти всякой врачебной помощи. Теперь, как мы слыхали, в Усолье будет проживать постоянный врач, приглашенный новым казенным управлением. Не правда ли, довольно странно, что г-да арендаторы, эксплуатировавшие до последнего Усольский завод, не замечали, что они, прежде всего, должны были бы обеспечить врачебную помощь своим рабочим и пользующимся минеральными ваннами больным. Однако, они этого не доглядели. Новое казенное управление тотчас же поспешило исправить эту крупную ошибку. Поселившийся в Усолье врач, конечно, приведет в порядок заводские больницы и не будет допускать к работам или оставлять при них больных или изнуренных людей. Весьма желательно также, чтобы врач обратил должное внимание на минеральные ванны, имеющиеся при солеварнях, арендуемых г-жей Поротовой. Во-первых, не мешало бы сделать точный анализ рассола, употребляемого для ванн, и, таким образом, теоретически установить его терапевтическое значение; во-вторых, следовало бы ввести строгие наблюдения над всеми случаями лечения ваннами, чтобы отсюда заключить о практических результатах такого лечения; наконец – и главное – нужно было бы радикально изменить и урегулировать само пользование ваннами. Мы уверены, что все, приезжие в Усолье с лечебными целями согласятся с нами, что усольские минеральные ванны необходимо должны быть взяты под правильный и постоянный медицинский контроль. Для ванн отведено недурное, хотя и небольшое помещение, разделенное на две не равные половины: меньшая – женское отделение, большая – мужское. Ванны = самого примитивного устройства, небольшие, деревянные, с деревянными же трубами; вместо кранов – простые затычки. Заведует ваннами – и, по-видимому, единолично и безраздельно – простой человек, взятый из Александровской тюрьмы. Желает ли больно пользоваться ваннами по предписанию или он сам себе назначил этот курс лечения, все равно, ванна, ванна приготовляется ему по его словесному требованию и такой температуры, какая ему заблагорассудится. Может случится (и, вероятно, не раз случалось), что больной, назначающий сам себе соляные ванны высокой температуры, страдает какой-нибудь такой болезнью, против которой соляные ванны прямо и категорически противопоказуются. Но какое до этого дело содержателям ванн? Весьма возможно, что больной явится с той или другой заразной болезнью, например, с не закрывшимися сифилитическими язвами. Он принимает ту самую ванну, в которую вы сядете тотчас же после него. Сторож, состоящий при ваннах. Проведет по ней, для очистки совести, несколько раз мочалкой (одной и той же для всех ванн), нацедит рассол и пригласит вас: «готово-с!». Вам, конечно, неприятно заразиться сифилисом; вы не для этого приехали в Усолье, — но какое до этого дело содержателям ванн? Они за 35 коп. дают вам соляную ванну, а что, сидя в ней, в можете заразиться сифилисом, то это их не касается. Весьма, поэтому, было бы желательно, чтобы больные, желающие пользоваться ваннами, допускались к ним не иначе, как с запиской от врача; врачи в этих записках указывали бы, какой именно температуры должна быть ванна для данного больного и не страдает ли он какой либо формой заразной болезни. С другой стороны, содержатели ванн должны были бы отвести для заразных больных отдельные ванны.

Пора нам, однако, заглянуть во вторую, главную часть усольского солеваренного завода, расположенную на маленьком островке Ангары; но раньше мы позволим себе сделать небольшую экскурсию в область анекдотического прошлого. Усольский завод был построен казной, также как и некоторые другие заводы и фабрики в Восточной Сибири (николаевский завод, Тальцинская фабрика и другие); при постройке этих заводов и фабрик имелось в виду применить рабочую силу, в изобилии выбрасываемую в Сибирь из тюрем и острогов России. Но эти начинания казны встретили непреклонную оппозицию в рядах старого горнозаводского управления. Заводы и фабрики работали из рук вон плохо; они доставляли казне одни только хлопоты и ровно никакого дохода. Так, например, предание говорит, что при старом казенном управлении Усольский завод принес однажды всего на всего 15 коп. дохода в год. За то как много дохода приносили заводы и фабрики тем, кто управлял и заведовал ими! Какие крупные капиталы составлялись здесь из «безгрешных доходцев». Как вкусно и сладко здесь ели и пили, как весело тут жилось. Но всему рано или поздно наступает конец; пришел конец и горнозаводскому раздолью, казна догадалась, отчего так мало приносит ей ее промышленные предприятия в Сибири, и поспешила разделаться с ними. Большинство из них было продано в частные руки; Усольский завод был сдан в арендное пользование – и, заметим, на самых выгодных для арендатора условиях. Арендаторы удерживали за собой право пользоваться почти даровой «каторжной» силой. И казна была довольна, и арендаторы были довольны; так бы казалось вестись этому делу и по настоящее время, если бы не возникла конкуренция среди лиц, желающих арендовать казенный завод. Горячая была тут схватка, но добыча досталась ни тем, ни другим: казна вновь взяла в свои руки солеваренный завод и ввела на нем казенное управление. Будем надеяться, что на этот раз казна будет счастливее.

Главная часть Усольского солеваренного завода, расположенная на острове и эксплуатируемая в настоящее время самой казной, состоит из ряда варниц (около 9), устроенных по старому типу, и одной каменной «образцовой» варницы, выстроенной по обязательству арендаторов. Как нужно было ожидать, эта образцовая и усовершенствованная варница является самой необразцовой и несовершенной. Долго ее не строили, еще дольше перестраивали, но, как ни бились, ничего путного из нее сделать не могли. Попробуют ее затопить, нагнетут в нее рассол, изведут массу дров, — и, в конце концов, плюнут и запрут ее «образцовым» замком. Пройдет месяц – два, припомнят про «образцовую» варницу. — «Ну, что не надумалась ли, проклятая. Давайте, затопим». Затопят, опять побьются над ней и снова бросят также, как в первый раз. Впрочем, теперь с переходом завода в казенное управление, можно надеяться. Что управляющий г. Сосов сумеет сломить упрямство капризной варницы и заставит ее делать свое дело. Кроме простых и образцовых варниц, здесь имеются два вытяжных колодца, из которых один, новый, особенно богат рассолом, — длинный ряд градирен, казармы для рабочих, склады для соли, контора. В то время, когда мы были в Усолье, казенный участок завода работал очень мало; топилось всего только две-три варницы, выкачивался рассол только из одного колодца. Такое сокращение работ нам объясняли тем, что от предыдущих лет осталась масса нераспроданной соли и что таким образом, нужно подождать, пока не разойдутся накопленные запасы. С другой стороны мы также слыхали, что продажная цена соли более чем вдвое превосходит стоимость ее производства. Поэтому нам кажется, лучше было бы понизить продажную цену соли (неужели казна будет гнаться за громадными предпринимательскими процентами?!), чем уменьшать ее производство. Затем, соль усольского производства отличается той чистотой, которую можно было бы от нее требовать. Она не очищается от посторонних минеральных примесей. Между прочим, некоторые исследователи объясняют неприятный запах и вкус омуля именно тем, что он просаливается усольской, нечистой солью. Не мешало бы, поэтому, тем кому это дело ведать надлежит, позаботится об улучшении самой варки соли, а также удешевить ее продажную цену.

Приступая к очерку усольского солеваренного завода, мы спрашивали себя: что дали заводу и Усолью его прежние хозяева? Что дали они Усолью. На это ответили нам сами усольцы: столбы, с которых когда-то спускались фейерверки, и приятные воспоминания о былом усольском раздолье. Но что дали они усольскому заводу? Я думаю. Что читатель сам нашел уже ответ на этот вопрос.

После солеваренного завода мы посетили имеющуюся в Усолье небольшую спичечную фабрику г. Паршакова. Г. Паршаков приготовляет лишь одни шведские, безопасные спички. Мы встретили во владельце фабрики любезного хозяина. Он показал нам устройство своего небольшого заведения и объяснил нам несколько довольно сложных машин, выписанных им, если не ошибаемся, из-за границы. Фабрика г. Паршакова существует всего несколько лет; понятно, что она не успела еще стать на твердую ногу и найти постоянный и обширный круг потребителей. Затем, что спички, приготовляемые на фабрике г. Паршакова, довольно доброкачественны; но, к сожалению, они настолько толсты, что в коробочке их уменьшается всего десятка три-четыре; это обстоятельство несколько смущает покупателя, и г. Паршакову следовало бы обратить внимание на этот, по всей вероятности, случайный, недосмотр его производства.

Говоря, в начале нашего очерка, о первом общем впечатлении, которое производит Усолье на посетителя, мы тогда же заметили, что развитию и росту Усолья, главным образом, способствовал его обширный солеваренный завод. Несомненно, что это так и было; следует также иметь в виду, что иркутские посетители. Привлекаемые усольским заводом и той атмосферой, которая царила вокруг него столько лет, внесли свою лепту в дело внешнего процветания Усолья: не даром усольцы так нетерпеливо дожидались первого пароходного свистка, не даром они разукрашивают к этому времени свои пустовавшие зимой дома, и не даром усольские магазины, запертые в течении зимы, наполняются к лету залежалым иркутским товаром и гостеприимно раскрывают свои двери. Наконец, близость такого обширного центра, как Иркутск, благоприятствует сбыту сельскохозяйственных продуктов; так в последнее время замечено, что усольское население, с каждым годом все шире развивает свое земледельческое и огородническое хозяйство. Следует также помнить, что в Усолье, в былое время, селились ссыльные политические поляки, освобожденные из Александровской тюрьмы. Здесь многие из них начинали свою торговую и промышленную деятельность, которая так способствовала культурному прогрессу Сибири. Здесь же оседал и оседает более прочный элемент уголовной ссылки.

Но вот раздался пароходный свисток; нам нужно спешить «ловить» пароход, именно «ловить», так как пароход «Сокол», поддерживающий главным образом сообщение между Иркутском и Усольем, отличается крайним непостоянством. Он всегда является как-то неожиданно; вы, по всем расчетам, ждете его завтра утром, а он пришел сегодня вечером, простоял несколько минут у берега и ушел так незаметно, что вы узнали об этом только на другой день. Но на этот раз нам повезло, мы «поймали» пароход и по колеблющимся мосткам взобрались на палубу.

— Сколько времени будет стоять пароход? – спрашиваете вы.

— Никак не более часа, — отвечают вам.

Вы располагаетесь в маленькой каюте и ожидаете отхода парохода. Проходят час, два, три. Пароход не думает трогаться. Вы начинаете негодовать.

— Когда же наконец мы тронемся? – обращаетесь вы к матросу, лениво болтающемуся по палубе.

— Да, вот, как капитан придет, он пьет у хозяина чай.

Вы ожидаете еще целый час, наконец неторопливо подходит к берегу капитан с «хозяином». Еще полчаса беседы на берегу. Однако, — думаете вы, — не особенно здесь внимательны к пассажирам. Но не отчаивайтесь, ведь когда-нибудь да отчалим и поплывем. И, в самом деле, спустя пол часа мы пошли. Прекрасный, теплый вечер; в каюте душно, грязно и неуютно; вы выходите на палубу, чтобы любоваться красивыми ангарскими берегами. Но – увы. на вашу шляпу, пальто, на ваше лицо сыплется из пароходной трубы масса огненных искр. Вы жалеете свое платье, вы опасаетесь, как бы искра не попала вам в глаз и, со вздохом, опять забираетесь в маленькую душную каюту. Неужели, — думаете вы, — так трудно защитить палубу от этих скверных искр?

Опубликовано 27 октября 1891 года.

914

Видео

Нет Видео для отображения
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
.